1937. Заговор был

Прежде всего следует сразу же отметить, что все это, совершенно очевидно, относится не к Николаю Николаевичу Тухачевскому, старшему брату маршала, а к М.Н. Тухачевскому. Во-первых, в своих показаниях свидетельница признавалась, что она не знает, какой Тухачевский находился тогда в госпитале и произносил эти речи: Михаил или Николай. Поэтому-то, во-вторых, на очной ставке с Н.Н. Тухачевским указанная санитарка и не узнала в нем того Тухачевского, о высказываниях которого она поведала следователю. Это было естественно и не только потому, что Н.Н. Тухачевский был страшно измучен допросами, но и прежде всего потому, думается, что это был «не тот Тухачевский». Кроме того, в-третьих, в свою очередь, Н.Н. Тухачевский все отрицал, а М.Н. Тухачевскому это уже нельзя было предъявить, поскольку все описанное выше происходило в сентябре — октябре 1937 г., после его расстрела. Следствию же целесообразно было предъявить эти свидетельские показания Н.Н. Тухачевскому для его осуждения, хотя, как уже отмечалось, свидетельница не знала точно, какой из братьев находился тогда в госпитале. В-четвертых, известно, что в январе — феврале 1937 г. действительно в госпитале находился маршал М.Н. Тухачевский. И, в-пятых, это ему было под силу пытаться решать вопрос о смене правительства («тогда бы мы в 24 часа переизбрали все правительство»), а не его брату, майору запаса, не располагавшему никакими властными служебными и административными возможностями для инициирования и реализации смены советского правительства в 24 часа. Выражение «тогда бы мы в 24 часа переизбрали все правительство» вполне может служить указанием (правда, косвенным) на обсуждение вопроса о замене правительства («тогда бы мы») группой лиц, в которую входил и Тухачевский, располагавших возможностями заменить правительство. Уже эта ситуация позволяет говорить о наличии политического антиправительственного заговора группы лиц, включавшей и Тухачевского.

Следует обратить внимание также на то, что, обращаясь к некому Овсянникову, Тухачевский как бы бросал упрек именно ему — «вот видишь, я говорил». Это значит, что предложение «убрать Сталина» Тухачевский, совершенно очевидно, сделал в кругу заговорщиков, среди которых присутствовал и Овсянников. Скорее всего, Тухачевский обращается к нему как к свидетелю, а не как к оппоненту. В противном случае следовало бы ожидать от Тухачевского реплики — «я говорил тебе» (а не «я говорил»). Важно другое: то, что Тухачевский предложил «убрать Сталина», но его предложение не было принято, указывает на то, что в группе заговорщиков Тухачевский не имел «решающего голоса».

Разговор Тухачевского с Овсянниковым в госпитале, о котором рассказала на следствии санитарка, по ее словам, происходил в день публикации приговора обвиняемым по «процессу Пятакова-Радека». Сам этот судебный процесс шел с 23 по 30 января 1937 г. В газетах приговор обвинявшимся по этому процессу был опубликован 31 января 1937 г. Следовательно, разговор происходил именно в этот день.

Еще раз вернусь к сказанному Тухачевским: «Вот видишь, их расстреляли, я говорил, что надо давно было убрать… — здесь Тухачевский нецензурно обругал товарища Сталина, — тогда бы мы в 24 часа переизбрали все правительство». Услышав их слова, я спросила: «А кто же у власти-то будет?» У власти-то будут люди, найдутся, были бы, сказал Тухачевский. Он здесь же хвалил Пятакова, и он тоже хороший заслуженный человек, его надо бы оставить в живых».

На вопрос, «кто же будет у власти», Тухачевский ответил сначала в общем смысле: «будут люди, найдутся», а затем уточнил, судя по интонации всей словесной его реакции, с некоторым сожалением — «были бы», а далее «хвалил Пятакова». Логика и тональность высказывания Тухачевского указывают на то, что его упрек «вот видишь, их расстреляли, я говорил» и сожаление «были бы», мол, к сожалению, уже нет, свидетельствуют, что слова «я говорил» относятся к тому времени, когда была надежда поставить во главе правительства СССР Пятакова. Следовательно, Тухачевский мог говорить, вспоминая о каком-то совещании, состоявшемся, во всяком случае, еще до расстрела Пятакова, а может быть, и до его ареста в сентябре 1936 г. Скорее всего, когда Тухачевский присоединился к «группе Гамарника — Якира», т. е. приблизительно в конце ноября 1936 г., хотя, может быть, и в сентябре указанного года.

Наконец, попытаемся выяснить, кто такой Овсянников, с которым Тухачевский вел столь доверительный разговор? При идентификации данной личности пришлось столкнуться с определенными трудностями и противоречивыми свидетельствами документов.