Великая война, Великая депрессия и Великая Испанка укоротили не только юбки. Женщины стали хищницами, а пистолет в подмышечной кобуре стал лишь видимым аксессуаром большой перемены случившейся в прелестных головках по всему земному шару.
Куда пропал принцип мягкой женственности «суй», воплощением которого были тайю из Киото? Впрочем, настоящих тайю совсем почти не осталось. Нынче даже миром правит безудержное взбалмошное токийское «цу», вечно гонящееся за модой, экстравагантное и шокирующее — с парижскими и московскими (и даже более экстравагантными) туалетами, запредельной электрической музыкой и дикими «романтическими» историями.
Копируя ее движение, он тоже наклонил голову и сформулировал самый дипломатичный и провокационный отказ, какой мог в данный момент придумать, просто чтобы позлить хищницу:
— Вы дразните меня невозможным, мисс, ведь знаете, что именно сегодня весь мой вечер будет разделен между настройкой триммеров, пулеметными лентами и подбором оптимальных режимов впрыска. Затемно лечу вписывать новую главу в мое собственное интервью Господу. Силовой коммерческий вопрос.
— Ага. Ну что же, значит, вам не повезло на этот вечер, мистер Сильвер
— Согласен
Она со смешком откинулась на спинку кресла.
— Вы, черт побери, ни капли не романтик! — не то раздраженно, не то обиженно бросила Мосс и снова поймала губами соломинку с «техасским чаем».
Серебров неопределенно пожал плечами. Лишнюю любовь к романтике раньше лечили препаратами ртути, а теперь, по специальной схеме — инъекциями, убивающими микробов.
Серебров попросил телефон и стакан томатного сока.
Принесли аппарат на длинном проводе с катушкой. Набрав номер Ходынки, он распорядился начать подготовку А.300 к дальнему вылету, положил трубку и в задумчивости отпил глоток подсоленного сока. Что-то такое болтается в голове, трепещущий хвостик какой-то идеи, и ее надо не только обдумать, но и как можно скорее реализовать, только делать это надо как можно глаже. Осталось понять, что это за идея.
Из задумчивости его вывел металлический щелчок.
Мосс со смехом опустила «Авто-маг» и закрыла объектив.
— Свирепый большевистский ас пьет перед боевым вылетом кровь христианских младенцев! У вас было ну очень сосредоточенное лицо
«Надеюсь, что снимок вышел предельно неудачным, мисс, и у вас черно-белая пленка».
— Ладно, мисс, поскольку я не могу вас оставить без самолета, я предложил бы вам вернуться к «стрекозе» и полететь обратно на Ходынку.
— Принято. Идемте, — она покопалась в кармашке и вытянула монету в мексиканский доллар. В центре техасская надчеканка — одинокая пятиконечная звезда в квадрате.
— Э, нет. Это не деньги, тут это не примут…
Серебров положил два толстых серебряных кружка — два раза по пять десятых.
— Это забавно. Представляете заголовок? «Страна, где деньги — мусор». Техасский доллар, между прочим, берут даже в Лондоне.
— Ну, а курс вы себе представляете?
— Один к двадцати двум, что-то такое
— Именно. А сколько здесь чистого серебра? Уверяю, не меньше чем в британском шиллинге, а в общем-то и гораздо больше. Но в фунте двадцать шиллингов.
Она прищурилась.
— И вы хотите сказать, что торговый обмен с Британией — накачивание британской казны мексиканским серебром?
— Поэтому ваша валюта, привязанная к фунту-франку всегда будет проигрывать, а Британия откормится на Техасе и вскорости сгрызем вашу экономику
Мосс пожала плечами.
— Я думаю, это будет еще нескоро. Уж с Техасом-то точно…
Они прошли через вращающиеся двери (зеркальное стекло, латунные ручки, красное дерево) и, пропустив отъезжающий от Биржи лимузин АМЗ, направились к стоянке.
— Может быть страшновато, мисс… Взлетали когда-нибудь в «Гнилом яблоке» между Крайслер-тауэр и Эмпайр-Стейт? Вот тут будет поуже.
— Я не из пугливых, мистер Сильвер — она захлопнула крышку грузового отсека, — летим. Надеюсь, вечером будет дождь. Эта жара меня добивает
Серебров уперся в хвост и выкатил «стрекозу» на дорожку. В кабину журналистка забралась ничуть не медленнее, чем в прошлый раз, только в этот — продемонстрировав умение легко подтягиваться на руках, ухватившись за торчащий как кость из котлеты замок сложенного крыла.
Сиденья почти обжигали — сказывались несколько часов на солнце. Да, а вот дождя бы как раз не хотелось, взлетать утром после дождя не самое приятное дело.
Так, общий тумблер. Двадцать ампер, заряд… Электропитание в норме. Он прокрутил ручку, разложив крылья, и убедился в том, что вышли оба «солдатика». Радио на 178 — большой плакат посреди стоянки показывал местную частоту аэродрома.
— Малый центральный, я Ходынка А-18-5, прошу взлет
— Принято, ждите, ваш номер два-два-семь.
— Два-два-семь, понял вас, жду команды.
Самолет слегка качнуло, когда после рывка стартера запустился сперва один, потом другой дизели.
— Два-два-семь, это Малый центральный, ваша очередь через три минуты, выходите на полосу старта.