1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны

Галифакс сообщал в отчете, что Майский был «явно смущен», отвечая на эти вопросы. Майский же, в своем отчете об этой встрече тоже указывал, что министр был явно не в своей тарелке. «Галифакс был очень натянут и неестественен, говорил медленно, выдавливающим голосом и осторожно взвешивая выражения, часто останавливался и подолгу смотрел в потолок. Был подчеркнуто вежлив даже в моменты, когда в ходе разговора я переходил в атаку, что было несколько раз. Все время чувствовалось, что, глядя на меня, Галифакс мысленно задает вопрос: враг ты или не враг?» Ясно, что британское правительство искало ответа прежде всего на этот вопрос. Отчет Майского о беседе вполне согласуется с отчетом Галифакса, в нем не упоминается только о саркастических замечаниях министра относительно предшествующей советской политики и о его собственном смущении, если оно на самом деле было. Майский обещал довести эти вопросы до сведения своего правительства, что и сделал незамедлительно.²¹

Можно допустить, что и Майский и Галифакс были смущены ситуацией, хотя никто не заставляет с этим соглашаться. Прошло два месяца с тех пор, как Майский в последний раз виделся с Галифаксом и теперешнюю советскую позицию было не так-то легко защищать. Впрочем, так же как и британскую, имея в виду путаницу, накопившуюся в процессе англо-франко-советских переговоров за весну и лето. Иногда случались смешные ситуации после встречи Майского с британскими официальными лицами. Можете себе представить посла и министра, спешащих в свои кабинеты, и секретарей, которые торопятся записать их воспоминания об этой и последующих встречах. Историки должны быть благодарны им за такую аккуратность.

Ответ железного Молотова Майскому был резким и не сулящим ничего хорошего. «Англия, если она действительно хочет, могла бы начать с СССР переговоры о торговле, так как СССР остается и думает остаться нейтральным в отношении войны в Западной Европе, если, конечно, сама Англия своим поведением в отношении СССР не толкнет его на путь вмешательства в эту войну». Судьба Польши, Добавлял Молотов, зависела от многих факторов и противодействующих друг другу сил. В данный момент предсказать исход всего этого было невозможно.²²

На следующий день 27 сентября Майский передал Молотову краткое послание Форин офиса. В нем Галифакс не смог удержаться от довольно едких комментариев о непредсказуемости нынешней и всей предыдущей советской политики. Какого рода действия требуются от нас, спрашивал Галифакс, чтобы заставить Советский Союз отказаться от своего нейтралитета? Посол «не смог дать сколь-нибудь вразумительного ответа».²³

Несмотря на столь прохладное отношение Москвы, Майский все же хотел, похоже, проложить для англичан пусть узкую, но дорожку, и побудить Форин офис к сближению с советским правительством. В Лондоне на этот счет были самые разные мнения. Сидс в Москве просто мечтал о том, чтобы «вбить клин между двумя агрессорами».²⁴ Форин офис придерживался того же мнения и подумывал о посылке еще одной миссии в Москву. «Я готов предпринять любые практические шаги, — говорил Кадоган, — чтобы попытаться как можно дальше развести Германию и Советский Союз, а позднее, если окажется возможным, опять заставить его помогать нам и нашим друзьям». Посылка еще одной миссии в Москву представлялась однако нецелесообразной. Эту позицию разделял Ванситтарт, влияние которого было теперь невелико: «...Я надеюсь, что мы не падем так низко. Мы и так получили здоровенный пинок под зад. Можем получить и кое-что похуже и гораздо болезненней; но сейчас мы имеем по крайней мере моральную компенсацию в виде мнения других стран. А если унизимся до поездки в Москву, то потеряем и это. Давайте всеми средствами воздерживаться от ответа враждебностью на враждебность и сохраним на лице пусть кислую, но улыбку. И только не это!» Даже этот всегда реалистично мыслящий человек был разочарован и испытывал смущение за свое прошлое стремление к англо-советскому сближению.