17 февраля, после встречи Семенова с Кольсоном, Блюм принял Потемкина, чтобы выразить благодарность за «прямые и исчерпывающие» советские предложения. Блюма интересовало, можно ли убедить Румынию пропустить Красную армию через свою территорию, при условии, что Польша останется нейтральной. Потемкин заметил, что «заранее примиряться с отказом Польши от выполнения союзных обязательств и требований Устава Лиги наций было бы слабостью и опасной политической ошибкой».70 Через несколько дней Блюм встретился с Даладье, Леже и Гамеленом. Даладье в своих заметках обвиняет в затягивании переговоров Швайсгута, но это неправда; огонь направляли сам Даладье и Гамелен, Швайсгут был просто послушным исполнителем их воли.71 Если верить запискам Швайсгута, сам Сталин написал «очень сердечное» письмо, в котором приветствовался франко-советский военный альянс. Потемкин огласил его Блюму, и оно произвело впечатление. Но Даладье был по-прежнему настроен «скептически».72 19 марта Швайсгут встретился с Семеновым, чтоб задать ему еще несколько вопросов о советских военных возможностях. Что касалось франко-советского взаимодействия на суше, то Швайсгут отметил, что осуществить его будет «крайне трудно» и оно будет зависеть от «многих политических факторов», имея в виду Польшу, Прибалтику и кое-кого еще.73 Советский нарком обороны маршал Ворошилов, был очень рассержен этими дополнительными вопросами, которые поставил Швайсгут, и отказался от дальнейшего обсуждения. Советский генеральный штаб четко обрисовал, что он готов был сделать в случае германской агрессии против Франции и в ответ хотел бы знать, что готова сделать Франция в случае нападения Германии на Советский Союз. Вместо ответа Франция выдвинула несколько новых вопросов. Переговоры зашли в тупик.74 И в апреле-мае 1937 года уже британский Форин офис приложил немалые усилия, чтобы они из этого тупика не вышли. Иден и Ванситтарт применили прямое давление. Но еще в конце мая Блюм и Кот искали возможности сдвинуть переговоры с мертвой точки.75 Осведомленный о французских разногласиях, Потемкин советовал из Москвы новому советскому послу в Париже Сурицу не сильно жать в этом вопросе. Открытая дискуссия во французском правительстве только усугубила бы положение.76
Да и сам советский режим выглядел не лучшим образом в этих переговорах. Сталинские чистки продолжались и к середине 1937 года буквально выкосили высший командный состав Красной армии. Старшие командиры, такие как маршал Тухачевский, обвинялись в измене судом военного трибунала и без промедления уничтожались. И если истребление старых большевиков-революционеров, которые всегда были как кость в горле у Запада, мало заботило кого-либо во Франции, то исчезновение многих уважаемых советских военачальников означало ослабление возможностей Красной армии. Получалось, что Советский Союз был либо на самом деле наводнен изменниками, либо управлялся безумцами, которые ополчились на своих лучших генералов.77 В любом случае чистки в Красной армии давали французскому генеральному штабу идеальный повод отказаться от дальнейшего обсуждения военного сотрудничества.
Советы тоже полагались на Францию все меньше. Посол Суриц в Париже представил разгромный доклад, описывающий ситуацию во Франции вполне в духе «декадентских» оценок Дюрозелля или Вебера. Страх перед завтрашним днем, писал Суриц в ноябре 1937 года, усиливается буквально на глазах; Франция видела опасность буквально повсюду и совсем потеряла голову. Британия оставалась главным союзником Франции и французское правительство было готово сохранить связи с Лондоном любой ценой, пусть британцы и не очень заботились о французских интересах. Главным в политической повестке были «красная опасность» и «ненависть к социалистической революции». Интересы Франции и Советского Союза расходились уже почти по всем вопросам. Для французского правительства пакт о взаимопомощи был просто страховым полисом от советско-германского сближения.
Суриц не мог понять сути французской политики еще и потому, что правительство действовало вразрез с собственными национальными интересами, особенно в Испании. Он мог объяснить это себе лишь господством классовых интересов над национальными, французским поклонением перед британской мощью, которая почиталась единственной реальной защитой от нацистской Германии. Для Франции и особенно для Британии было очевидно, что Советский Союз сыграет в борьбе против фашизма решающую роль, но не менее очевидно было и то, что поражение фашизма приведет к усилению советского влияния в Европе. Такой ценой победа над фашизмом была нежелательна. Франция, говорил Суриц, «неизбежно докатится до полного капитулянтства перед Гитлером и [Бенито] Муссолини».78