1939: последние недели мира.

В действительности предоставление «гарантий» Польше явилось редким по цинизму и коварству дипломатическим маневром, явно относящимся к арсеналу средств «танцующего фавна». Фальшивые обязательства британского кабинета с самого начала имели вполне реальные последствия. Они отводили от Лондона угрозу того, что Польша может, подобно Австрии, Чехословакии и Румынии, капитулировать перед гитлеровскими требованиями, а в результате возникла бы опасная для западных держав стратегическая обстановка. Более того, «гарантии» открыто противопоставляли Польшу фашистскому рейху и тем самым неминуемо делали ее следующей жертвой агрессии. В этом и заключался замысел Чемберлена. Придержав лошадь во время Гитлер утренней прогулки верхом, Канарис поравнялся с Эрихом Кордтом, шефом канцелярии Риббентропа, и неожиданно резко произнес:

– Ну и дурак же этот Чемберлен! Его гарантии ничего не разрешают. Скорее наоборот! Польша – это не то, чем можно испугать Германию. Информации о Польше у меня больше чем достаточно, и я регулярно передаю ее верховному командованию. В любой момент мы можем осуществить вторжение – войдем, как нож в масло. Что за идиоты эти умники из Лондона, если рассчитывают таким образом припугнуть нас перспективой борьбы на два фронта!

К собеседникам присоединяется генерал Гальдер, один из участников «военной оппозиции». Прервав на время разговор, они сдают лошадей и направляются на Бендлерштрассе.[32]

– Нашему другу Кордту,[33] – замечает Гальдер, – вероятно, придется совершить еще одну поездку в Лондон. Англичане, как видно, полагают, что договор с Польшей решает дело. Но они заблуждаются.

– Похоже, что только англичане этого не понимают! – вставляет Канарис. – Какие олухи!

– Я немало размышлял и разделяю мнение многих, что серьезное значение для нас могло бы иметь только заключение Англией договора с СССР. Это действительно означало для нас борьбу на два фронта. Кроме того, теперь это единственное, что может остановить Гитлера. – Гальдер понизил голос и оглянулся, не слышат ли посторонние. – У фюрера был разговор с Кейтелем и Браухичем. Оба заявили, что он может быть спокоен до тех пор, пока англичане и русские не заключат союза. Но если это произойдет… Он тогда не посмеет и шевельнуться! Мне не очень нравится перспектива видеть Германию зажатой в тиски между Западом и большевиками, – закончил свою мысль Гальдер. – Боюсь, что это является единственным оставшимся средством. Поезжайте в Лондон, – обратился он к Кордту, – и расскажите все это кому следует…

Так описан эпизод, имевший место на следующий день после выступления Чемберлена в Палате общин, в книге одного из биографов «двуликого адмирала» французского исследователя А. Бриссо. Достоверность изложения вызывает некоторые сомнения. Ведь для шефа абвера, разумеется, не были секретом особые симпатии влиятельных кругов Англии, Франции и США к третьему рейху, в котором они видели «бастион против коммунизма». Автор замалчивает эту сторону дела. Вкладывая в уста Канариса хлесткие замечания в адрес британского премьера, он намеренно оглупляет своего героя, стремясь спасти таким образом мундир англо-французской дипломатии. Тонкая лиса и интриган, Канарис, несомненно, достаточно ясно понимал подлинную, антисоветскую подоплеку «наивности» главы британского кабинета.

Приведенные высказывания Канариса и Гальдера интересны в другом отношении. Они еще раз свидетельствуют о том, что фальшивые англо-французские «гарантии» сразу же были правильно оценены германо-фашистской военщиной. Дипломатический ход Англии и Франции не только не «сдержал» рейх, а, наоборот, поощрил к расширению агрессии, причем именно в направлении, желательном западным стратегам, – на Восток, против Польши.

На Гитлера английские «гарантии» подействовали как своего рода детонатор – его ответ последовал немедленно. 1 апреля, воспользовавшись спуском на воду нового линкора «Тирпиц», он выступил с резкой речью. Ее должны были транслировать по радио, но после первых слов «фюрера» репродукторы внезапно замолкли. В США даже возникло предположение, не убит ли он в результате покушения. Как свидетельствует американский исследователь У. Ширер, наблюдавший описываемые события, Гитлер был «в таком воинственном состоянии, что, по-видимому, не вполне доверял себе, поскольку в последнюю минуту отменил прямую передачу речи». Она была опубликована уже в отредактированном, более «спокойном» виде.