1939: последние недели мира.

С первых же слов при встрече с Риббентропом Чиано понял, что Гитлер и его окружение уже приняли решение о вторжении в Польшу, не посоветовавшись со своим союзником. На все доводы Чиано Риббентроп отвечал: западные державы станут «бесстрастно наблюдать, как Польша будет раздавлена Германией».

Разговор происходил во время прогулки перед завтраком.

–Все же, Риббентроп, чего вы хотите, Данциг или коридор? – спросил Чиано.

–Уже не то и не другое, – холодно возразил собеседник. – Мы хотим войны!

На следующий день Чиано направился в «Бергхоф». Войдя в залу, он к своему удивлению увидел, что Гитлер вместе с большой группой генералов, среди которых были Кейтель, Редер, Гальдер, погружен в изучение многочисленных военных карт, разложенных на длинном столе. «Фюрер» принял гостя с изысканной любезностью, не забыв подчеркнуть свое высокое мнение о Муссолини и высказать ряд лестных замечаний в его адрес. Поразив Чиано, не подготовленного к такому спектаклю, своей «военной эрудицией», Гитлер стал пространно доказывать ему «неуязвимость» Германии на западе, «полную бесперспективность» каких-либо военных акций Англии и Франции на Рейне, а затем без обиняков заявил о намерении в самое ближайшее время «разрешить» вопрос с Польшей. Как бы между прочим он высказал мысль, что Италии тоже следовало бы ликвидировать другого «ненадежного» нейтрала на востоке – Югославию.

Дождавшись конца монолога, Чиано изложил соображения Муссолини о желательности отсрочки войны и предложил проект совместного коммюнике. Там предусматривалась возможность мирного разрешения кризиса, «дуче» явно тянул к организации нового Мюнхена. Однако «фюрер» был категоричен: твердо решил «действовать быстро». Франция и Англия, несомненно, предпримут театральные жесты против Германии, но на войну не пойдут. Он абсолютно уверен, что конфликт будет локализован и поэтому у Италии нет основания беспокоиться, что она будет втянута в него. Сославшись на поздний час, Гитлер прервал на этом беседу.

Чиано вернулся в гостиницу обиженный и растерянный. «Наша судьба их не интересует, – записал он в дневнике, вспоминая беседы с Гитлером и Риббентропом. – Они знают, что исход войны будет решен ими, а не нами… Завтра наступит очередь Венгрии, а затем и наша». Чиано забыл, что еще недавно был горячим поклонником нацистской Германии, – не случайно в Италии поговаривали, что, находясь в Риме, он открывал свой зонтик, если шел дождь в Берлине…

Вечером Чиано совещался с Аттолико. Не без основания опасаясь, что повсюду установлены замаскированные микрофоны, они заперлись в ванной и говорили вполголоса под шум льющейся из кранов воды.

– Мы больше не обязаны сохранять верность «Стальному пакту», – заявил Чиано. – Немцы нас обманули!

Отношения недоверия и неприязни ощущались так остро, что итальянский министр не на шутку был встревожен: удастся ли благополучно вернуться домой? Экипаж его самолета круглосуточно находился на борту, опасаясь диверсии со стороны гитлеровской агентуры.

Переговоры были завершены на следующее утро. Как отмечает присутствовавший в «Бергхофе» П. Шмидт, переводчик Гитлера, Чиано на этот раз капитулировал по всей линии. Когда «фюрер» вновь заявил о своей «железной уверенности» в том, что западные державы не выступят, итальянский дипломат уклонился от возражений. «Вы столько раз оказывались правыми, когда мы думали иначе, что, возможно, вы будете правы и на этот раз», – заявил он. Не была ли такая позиция результатом мрачных мыслей и опасений, которые не покидали его ночью? Весьма возможно.

–Когда следует ожидать начала событий? – поинтересовался Чиано в конце беседы.

–Как считает германский генеральный штаб, операция потребует от четырех до шести недель; поскольку с середины октября дожди и туманы делают невозможным использование польских дорог и аэродромов, последний срок начала операции – конец августа.

Затем последовало любезное прощание. Гитлер выразил пожелание принять «дуче» в качестве гостя на музыкальных вечерах в Байрете. При этом он явно не имел в виду обсуждения каких-либо политических вопросов…

В чем состоял замысел разыгранного нацистской дипломатией спектакля? Совершенно очевидно, одной из целей было стремление «вдохнуть энергию» в итальянского союзника, о чьих слабостях и колебаниях в Берлине хорошо знали. Вне поля зрения буржуазных исследователей часто остается другая сторона дела. Гитлеровцам были известны доверительные отношения между итальянцами и англичанами. «Каждый меморандум, который я направлял дуче, – заявил Гитлер своим приспешникам, вспоминая связанные с началом войны события, – немедленно передавался в Лондон. Поэтому я писал ему только то, что желал сделать известным в Англии».