1941. Козырная карта вождя. Почему Сталин не боялся нападения Гитлера?

Подобное было возможно лишь в ситуации, когда до вторжения оставались бы считаные часы. Этим, собственно, и объясняется появление перебежчиков (жуковский фельдфебель был не единственным), а также срочное донесение сотрудника германского посольства в Москве Кегеля (агент «ХВЦ»). Только в этот момент у Сталина появилось первое реальное сомнение в успехе покушения на Гитлера. В результате, заслушав информацию, вождь приказал Молотову вызвать германского посла Шуленбурга и попытаться (в отсутствие возможности у Деканозова свидеться с Риббентропом) прощупать того на предмет ситуации в Берлине. Как пишет Симон Себаг-Монтефиорев своей монографии «Stalin. The Сourt of the Red Tsar», «немецкий граф поспешил в Кремль» (с. 364). Встреча состоялась в 21.3021 июня. Вот что написал по этому поводу Монтефиоре: «Молотов спросил, почему Германия недовольна своим русским союзником? ( Прим. автора: а то он и так не знал!) И почему женщины и дети из немецкого посольства покидают Москву? «Не всеженщины, – ответил граф Шуленбург. – Моя жена всё ещё в городе». Как показалось Хильгеру, помощнику немецкого посла (тот самый агент НКВД, который, согласно И. Буничу, в ноябре 1940 года запоминал план гитлеровского кабинета), Вячеслав Молотов, словно смирившись,пожал плечамии отправился обратно к Сталину» (перевод с английского мой, там же). У. Ширер по поводу этой встречи написал следующее: «Прекрасным вечером 21 июня 1941 года, в 9 часов 30 минут... Молотов принял в своём кабинете в Кремле германского посла и вручил ему, по выражению Черчилля, свою «последнюю глупость». Упомянув о новых нарушениях границы немецкими самолётами, на что он дал указание советскому послу в Берлине обратить внимание Риббентропа, Молотов перешёл к другому вопросу, о чём Шуленбург в тот же вечер сообщил срочной телеграммой в Берлин. «Имеется ряд признаков, – говорил Молотов послу, – что германское правительство недовольно Советским правительством. Даже ходят слухи, что нависает угроза войны между Германией и Советским Союзом... Советское правительство оказалось не в состоянии понять причины недовольства правительства Германии (!)... Он был бы признателен, если бы я ему мог сказать, что привело к нынешнему состоянию германо-советских отношений ( прим. автора: очередное свидетельство того, что никаких официальных переговоров между СССР и Германией в этот момент не происходило). Я возразил, что не смогу ответить на его вопросы, поскольку не располагаю соответствующей информацией» («Взлёт и падение III рейха», с. 870). А то Молотов и так и не знал, «что привело к нынешнему состоянию»! Как будто референты не показывали ему американские газеты с немецким требованием: «отведите войска от границы»! Д. Мёрфи сообщил следующую пикантную подробность: оказывается, ещё 10 июня агент НКВД в гестапо В. Леман передал советской разведке доклад начальника РСХА (Имперского управления безопасности) Р. Гейдриха «...о диверсионной работе СССР, направленной против Германии и национал-социализма» («What Stalin knew. The Enigma of Barbarossa», с. 208). Этот документ, перечислявший претензии к СССР «по линии» шпионажа и диверсий, являлся одним из приложений к германской Ноте об объявлении войны, которую Риббентроп и Шуленбург вручили одновременно Деканозову в Берлине и Молотову в Москве ранним утром 22 июня. Таким образом, у Сталина с Молотовым было не меньше десяти днейна то, чтобы ознакомиться как минимум с частью претензий немцев к правительству СССР!

Резюме Черчилля и Ширера в отношении действий Молотова: «Ну не дурак ли?!» Но, как уже говорилось выше, я на месте Черчилля не стал бы торопиться и обвинять Молотова (и, разумеется, его начальника – Сталина) в идиотизме. Вождь и «каменная жопа» (кличка, данная Молотову В.И. Лениным) не были дураками. Они просто оказались слишком «по-крестьянски» хитрыми, и в конце концов доигрались, перехитрив самих себя. Всю ту чушь, которую нёс на встрече бывший советский премьер и которую добросовестно изложил в своём ночном послании наивный Шуленбург, обычно чрезвычайно надменный Молотов произнёс исключительно для «поддержки разговора». Основной задачей сталинского министра во время вечерней встречи – как и у его формального подчинённого Деканозова начиная с утра того же дня – было не заискивать перед нацистами и не протестовать против самолётов-нарушителей, а узнать хоть что-нибудь о том, что произошло (и произошло ли?!) с «бесноватым».