1941. Разгром Западного фронта

Генерал-майор И. С. Лазаренко встретил войну на берегу Западного Буга. Части его 42-й стрелковой дивизии дислоцировались в районе Бреста и в самой Брестской крепости. Приказ командующего армией о приведении дивизии в боеготовность был передан начальнику штаба майору В. Л. Щербакову, так как генерал находился дома. Когда начался артобстрел города, комдив на мотоцикле сумел добраться до крепости (свидетельство одного из защитников кольцевой казармы, сборник «Героическая оборона»), в которой находились подразделения двух стрелковых полков, автобатальон и тыловые части дивизии, но вывел из цитадели лишь часть личного состава. Практически вся находившаяся во дворе казармы техника осталась внутри, так как пригодные для ее вывода крепостные ворота оказались заблокированными: прямо в арке восточных ворот был подбит полубронированный тягач «Комсомолец» 98-го отдельного противотанкового дивизиона 6-й Орловской Краснознаменной дивизии[519], на выходе из северных ворот горели подожженные немецкие бронетранспортеры[520]. Из-за образовавшихся пробок не сумел покинуть крепость даже 75-й разведбат 6-й дивизии, имевший на вооружении пушечные броневики и легкие танки. И. С. Лазаренко продолжал командовать своей дивизией до самого момента ареста, когда бои шли уже за Днепром, на реке Сож. Военврач 3 ранга М. И. Шапиро, не сумевший вернуться из отпуска в свою 204-ю МД, был в конце июня остановлен на Березине отрядом заграждения. «Красный, потный, разгоряченный генерал в сбитой на затылок папахе, с засученными рукавами гимнастерки, грубо велел всем военнослужащим выйти… Генерал присоединил их к группе командиров, собранных на лужайке. Рядом стояло несколько бойцов с винтовками. Вскоре генерал подошел к ним, велел построиться и начал орать, обзывая трусами, подлецами и предателями, угрожая немедленно всех расстрелять. Было ясно, что он считает задержанных беглецами, самовольно оставившими свои части. Через некоторое время, выкричавшись, генерал начал успокаиваться. Опросив двух-трех командиров об их обстоятельствах, узнав, что они не пытаются скрыться, а ищут свои части, от которых они оторвались по разным причинам, генерал предложил им сформировать… партизанский отряд. Естественно, командиры не согласились с ним. Каждый надеялся все же найти своих либо присоединиться к другой регулярной части и быть использованным в соответствии с основной воинской специальностью. Генерал внял их доводам и отправил в расположенный неподалеку штаб 4-й армии. Там командиров приняли с распростертыми объятиями»[521].

Этим суровым командиром, с которым довелось встретиться военврачу Шапиро на дорогах отступления, как раз и был И. С. Лазаренко. Совершенно непохоже на поведение струсившего и поддавшегося панике человека. Вина его, если она вообще была, на «высшую меру» не потянула; единственный из всех генералов, кто был арестован по «делу Павлова», он был через какое-то время помилован. После освобождения из тюрьмы Иван Сидорович Лазаренко получил под команду 369-ю стрелковую дивизию и погиб в бою 25 июня 1944 г. у деревни Холмы Могилевской области, посмертно был удостоен звания Героя Советского Союза. Константин Симонов вывел его под фамилией Талызин в романе «Последнее лето» своей трилогии «Живые и мертвые».

Когда я был студентом и, кроме гражданской, получал военно-учетную специальность, один преподаватель нашей военной кафедры, ныне, увы, покойный (действительно сожалею о его преждевременной кончине — кавторанг был с хорошим чувством военно-морского юмора, читаю А. Покровского и постоянно вспоминаю его), категорически заявил, что расстрелы лета 41-го благотворно повлияли на офицерский корпус РККА, они встряхнули его и мобилизовали на борьбу с врагом. Участники войны часто свидетельствуют об обратном. Солдаты под впечатлением прошедших арестов переставали верить своим командирам, подозревая в них изменников, офицеры, чувствуя себя потенциальными «клиентами» НКВД, находились в страхе и растерянности. Ставший невольным свидетелем ареста комфронта Д. Г. Павлова полковник И. Г. Старинов поведал о еще одном эпизоде, произошедшем в тот же день. Новый начштаба фронта генерал Г. К. Маландин, к которому с трудом пробился сапер, не захотел выслушать его доклад об устройстве заграждений и направил к одному из штабных командиров.

«— Разрешите? — осведомился я.

Командир поднял голову, и лицо его побелело, щека задергалась в нервном тике… В недоумении потоптавшись на месте, я сделал шаг вперед, чтобы доложить суть дела. И тогда тот, к кому я явился с докладом, залепетал вдруг какие-то жалкие оправдания:

— Я был в войсках и делал все… Я ни в чем не виноват…