1942 - 94 (СИ)

Все же переборов страх, Иван поднялся с постели и огляделся. Комната небольшая, три метра на четыре, еще одна кровать, пара деревянных тумбочек выкрашенных в серый цвет и жестяной умывальник в углу.Похоже, он все-таки в больнице. Но когда?Вполне типичная картинка для любой больницы провинциального городка. Будь то сорок второй год или девяностые. Это ничего толком не доказывает, только мысли еще больше спутались.

Наумов откинулся обратно на кровать и стал ждать дальнейшего развития событий. Чего-чего, а ждать он уже давно привык.

Неожиданно громкая музыка, пролившаяся прямо над головой, вернула его к действительности. Судя по бравурности музыки - это был гимн. Видимо уже шесть утра. Иван задрал голову и обнаружил висящий на стене громкоговоритель. Все ясно. Он все еще в прошлом, и мысли о бреде сумасшедшего оказались несостоятельны. А жаль. В этот момент послышался звук открываемой двери и, в комнату вошла девушка в белом халате. В руках она держала ванночку со шприцом.

-- Поворачивайтесь, пора укол делать, - приказным тоном произнесла она. Ничего не оставалось, как подчиниться. Привычная процедура для человека из конца двадцатого века.

Когда инъекция, чуть грубовато, но, все же была завершена и медсестра собралась уйти, Наумов поспешил спросить:

-- Вы не подскажете, где я нахожусь?

-- Отчего не подсказать, - обернувшись, ответила та. - Все одно, дальше этих стен не выйдет.

-- В смысле?

-- Это лазарет центрального управления НКВД...

Оказавшись в наркомате внутренних дел, Иван загрустил. И было от чего. В его понятии - это значило верную смерть. Слишком много страшных историй слышал он про этот карательный орган из средств массовой информации нового, демократического правительства, что набрало силу в начале девяностых. Но, с другой стороны, зачем держать его в чистой палате с радио и делать уколы по расписанию? Все противоречиво.

Через некоторое время в палату вошел конвоир. Он еще не успел произнести ни слова, как Наумов самостоятельно поднялся с койки и, заложив руки за спину, театрально вышел в коридор. Тапочек, или другой какой обувки рядом не нашлось, поэтому холодный каменный пол неприятно ожег голые ступни при первых шагах.Конвоир только хмыкнул, но грубо себя не повел.

-- Иди прямо по коридору! - Закрывая дверь палаты, бросил он. Затем, догнал быстрым шагом, и повел за собой. На допрос, не иначе. На расстрел так не ведут.

Кабинет, куда его привели, был полной противоположностью чистой и светлой палаты лазарета: темный, с маленькими, заляпанными грязью окнами, с единственным покосившимся письменным столом и устрашающего вида металлическим стулом. Похоже, на нем еще средневековая инквизиция добивалась правды от узников совести и всякого рода ведьм. Неужели с тех пор один из главных органов страны все еще испытывает нужду в лучшем финансировании?

Человек в синих галифе и гимнастерке с двумя прямоугольниками на петлицах, молча сидел за столом и долго рассматривал вошедшего Наумова.

-- И что ты за гусь, если тебя ко мне прислали? - Спросил он, закуривая папиросу. - Не генерал - точно! Да и на маршала не очень смахиваешь.

-- Я не гусь, я человек, - особо не прикидываясь, ответил Наумов. - А по званию, всего лишь лейтенант. И то - бывший.

-- Ага?- Удивился тот. - Ври больше! Сраного лейтенанта ко мне не пришлют! Не мой уровень.

-- Начальству виднее, - кивнул на облупленный потолок Иван, сам удивляясь, что его доставили на допрос к оперу, который ни сном не духом про него не знал.Еще одна странность в череде.

-- И то верно! - согласился тот.

В этот момент дверь кабинета распахнулась и, на пороге появился человек в скромном армейском френче и черном галифе. Сапоги его ослепительно блестели, еще больше блестели пронзительные глаза, грозно взиравшие из-под насупленных бровей. Оперативник подскочил с места, будто старый стул дал ему крепкого пинка, мстя за прошлые обиды, и вытянулся по струнке.

-- Здравия желаю, товарищ комиссар!

-- Сидите, лейтенант, - отмахнулся тот.

Опер упал на стул.

-- Вот вам инструкции и личное дело арестованного. Изучайте в его присутствии. Задавайте вопросы. Все будет находиться под моим личным контролем...

Признаться даже у Наумова челюсть отвисла после такой инструкции, не говоря уж об опере. Тот почти в кому впал, застыв, словно истукан.

-- Чего вы на меня так смотрите! - Рявкнул комиссар. - Выполняйте!

Он быстрым шагом покинул кабинет, а лейтенант все еще смотрел ему вслед, ничего не понимая.

-- Ну, что? - Произнес Наумов. - Может, начнем?

Эта фраза для опера была подобна выстрелу в голову.

-- Чего начнем? - Спустя длительную паузу, очнулся тот.

-- Допрос, - невозмутимо ответил Иван, решив использовать сложившуюся ситуацию в свою пользу. - Вам же ясно сказали, что должны подробно изучить мое личное дело и доложить начальству.

-- Да, да, - согласился тот. Он обильно потел, вытирая лицо платком: то ли от страха, то ли от наглости арестованного. Дрожащими руками раскрыл личное дело Наумова и несколько минут молчал, изучая его, изредка промокая лоб. Затем откинулся на спинку стула и, выдохнув, спросил:

-- Ты, идиот?