Для обеспечения максимальной силы первоначального удара оперативные построения большинства общевойсковых армий были одноэшелонными, в то время как боевые порядки корпусов и дивизий строились в два, а иногда и в три эшелона. Стрелковые дивизии, действовавшие на направлении главного удара (36 дивизий), получили полосы шириною 1–2 километра. Плотность танков непосредственной поддержки пехоты достигала 20–44 единицы на километр участка прорыва, плотность артиллерии — около 270–290 орудий и минометов. На плацдарме было сосредоточено свыше 14 тысяч орудий и реактивных установок, которым «предстояло обрушить на врага 358 т металла на каждый километр фронта» (артиллерия танковых армий, Дунайской флотилии и все, что «мельче» калибра 76 мм, не считается). Советское командование пребывало в уверенности, что при такой концентрации стволов оборона противника будет надежно подавлена на глубину 10–12 километров в течение 30 минут. Поддержка атаки пехоты и танков на глубину до 2 километров должна была осуществляться двойным, а на глубину до 4 километров одинарным огневым валом.
16-й воздушной армии (28 авиадивизий и 7 отдельных полков — 3188 самолетов, в том числе 1567 истребителей, 762 бомбардировщика, 731 штурмовик) предстояло надежно прикрыть переправы и места сосредоточения войск, ночью в период артподготовки самолетами По-2 нанести удары по штабам, узлам связи и артиллерийским позициям противника. Содействие в прорыве обороны оказывала авиация 18-й воздушной армии маршала А. Е. Голованова, в составе которой было 800 дальних бомбовозов. С началом наступления штурмовики и бомбардировщики должны были сосредоточить основные усилия по опорным пунктам и узлам сопротивления немцев, вести разведку до реки Эльбы и на флангах ударных группировок. Для поддержки солирующих 5-й ударной и 8-й гвардейской армий на каждую выделялось по бомбардировочному и штурмовому авиакорпусу. Только одна «неувязка» портила настроение генералу В.И. Чуйкову: «Мы имели сильную авиацию, но она привлекалась для ударов по тем же позициям, на которые нацеливалась артиллерия. Без данных разведки летчики не могли знать о тщательно замаскированных вражеских рубежах обороны в лесных массивах». К тому же «наши немощные средства войсковой разведки не давали возможности выяснить тактическую глубину противника, построения его боевых порядков, его резервов». Даже запечатленное аэрофотосъемкой начертание немецкого переднего края представлялось сомнительным — фокус с заблаговременным оставлением первой оборонительной линии был хорошо известен. И еще: красные командиры по-прежнему неважно ориентировались на местности. Ясно было только, что Зееловские высоты представляют собой крепкий орешек и, как гениально предсказал Вождь, «драка предстоит серьезная».
Действия Войска Польского обеспечивала собственная авиация — 320 машин. Польские ВВС были вооружены советскими самолетами, на которых летали в основном советские летчики. Командовал ими генерал-лейтенант Ф.П. Полынин, его заместителем по боевой подготовке был генерал-майор К.Д. Дмитриев, командиром 1-го польского авиакорпуса — генерал-майор Ф.А. Агальцов, 1-й польской бомбардировочной авиадивизии — полковник М.И. Мартынов, 2-й штурмовой авиадивизии — полковник Ш.А. Дзамашвили, 4-й смешанной авиадивизии — полковник Г.П. Турыкин… Объективности ради, в мемуарах Полынин специально отмечает, что в частях «служило немало летчиков-поляков». Правда, и поляки при ближайшем рассмотрении нередко оказывались гражданами СССР, как, например, «поляк по национальности» полковник И. Смага — бывший начальник боевой подготовки ВВС Северо-Кавказского военного округа. Оперативно польские соединения подчинялись Жукову.
С 5 по 7 апреля были проведены командно-штабные учения, игра на картах и макете Берлина, в которых участвовали командование фронта и армий, командующие и штабы всех родов войск, командиры отдельных корпусов. «Во время игры, — пишет Г. К. Жуков, — в процессе проигрыша прорыва тактической обороны противника на Одере серьезному обсуждению подвергся вопрос о применении танковых армий. Учитывая наличие сильной тактической обороны на Зееловских высотах, было решено ввести в сражение танковые армии только после захвата этих высот». По результатам игр прошли учения в соединениях и частях.
Большое внимание маршал уделял вопросам соблюдения военной тайны, мер скрытности и маскировки. Командирам полков задачи было приказано поставить за три дня до наступления в устной форме; красноармейцам разъясняли, «что нашей задачей является упорная оборона на длительное время»; чтобы отвлечь внимание от кюстринского плацдарма, организовывалось ложное сосредоточение в других районах.