1949 год

ФОРРЕСТОЛ. Если им не нравится, что ты говоришь, они называют тебя сумасшедшим, а люди – такие чертовы овцы, что поверят всему, и если ты не затыкаешься, они кормят тебя лекарствами, пока тебе не начинает казаться, что ты безумен. Не верь тому, что они тебе скажут. Я не делал из ремня петлю на шею. Мне приснился кошмар, будто я отбросил табуретку, и ремень порвался. У меня и ремня-то не было. Здесь они первым делом отнимают ремень. Так только у тебя спадают штаны, ты прекращаешься в клоуна. Никто больше не станет воспринимать тебя серьезно. Ты – водевильный актер. Они отнесли мои дневники Трумэну. Президент Соединенных Штатов играет «Миссурийский вальс» на расстроенном пианино публичного дома и читает мои дневники. Подожди. Я должен сосредоточиться. Они стремятся убрать меня, потому что я кое-что знаю, и они знают, что я знаю. Именно поэтому меня пытаются убить. Я знаю, звучит это так, будто говорю я что-то бессвязное, но связь есть. Все связано. Все имеет значение. Информацию можно получать только фрагментами, ты должен сложить их, как пазл, вот они и туманят мозги. Не хотят, чтобы ты знал.

РИС. Кто не хочет? О ком вы говорите?

ФОРРЕСТОЛ. О Стюарте Саймингтоне. Гарри Трумэне. Хопалонге Кэссиди. Одиноком Рейнджере. Тонто. Лошади Одинокого Рейнджера. Сильвере. Джеке Россини. Вильяме Телле. Расслабься. Я шучу. Если тебя называют психом, ты больше не можешь шутить, потому что они все принимают всерьез. Боже, эти люди такие глупые. Я говорю себе, соберись и жди. Думай о чем-то прекрасном. Думай о Принстоне в весенний день. Думай о том, как ты впервые занимался любовью со своей женой. Или с чьей-то женой. Трумэна мучили кошмары из-за Хиросимы? Мне снятся кошмары. Твари с когтями. Твари с рогами. Я продолжаю надеяться, что и это кошмарный сон, но, похоже, никак не могу проснуться. Меня гложут навязчивые идеи. Переполняет безумная радость. Я видел в зеркалах далекие страны. Сатана машет крыльями и устраивается на вершине дерева жизни, как птеродактиль. Есть много реальностей, много вселенных, и они постоянно пересекаются, но мы слишком поглощены собой, что это замечать. Люди, которые идут рядом с тобой по нью-йоркской улице, несут в себе столько историй: личную историю, историю национальности, миллиард разных миров, пересекаясь на Гранд-Сентрал или вышагивая по Пятой авеню в солнечный день. Голоса шепчут всегда, но большинство людей выключает радио. Некоторые из нас не могут. Рычажок сломан. И они сходят с ума. Рев океана. Удары волн. Никакого покоя. Никакой надежды. Незнакомец с чужим именем. На пути к отрытой могиле. В этом темном доме святое безумие обрушивается, как град. Соловей. На войне. Что-то насчет соловья.