И Сталин дрогнул. Где-то после 24 сентября, но явно не позднее 28-го, он дал отбой. Операция «Путятин» была свернута. Обе стороны решили не афишировать это событие: американцы тоже без крайней нужды войны не хотят, по крайней мере, значительная часть американского истеблишмента. Достаточно и того, что СССР отступил. Через четыре месяца Трумэн, уступая Белый дом Эйзенхауэру, скажет ему: не надо, мол, без нужды трогать русских, при существующей экономической системе они лет через 30–40 сами развалятся. И ведь не ошибся! Короче, о мирных переговорах и дальнейших уступках речи нет (пока), однако уже всем, кто посвящен в высшую политику, понятно, что удара по врагу не получилось…
И вот теперь мы подошли к ответам на вопросы, которые ставились в начале этой книги и в книгах, которые я писал раньше.
Ясно теперь, почему Сталин в августе согласился на созыв съезда партии, не собиравшегося с 1939 г. Собственно, что съезд будет в этом году, Берия ясно было уже в июле – запись в его дневнике от 15 июля говорит: «В этом году будем без отпуска, проведем Съезд партии» (
Ясно теперь и то, почему Сталин отказался, как изложил нам А. Авторханов, делать доклад на съезде, каковой «пришлось взять на себя Маленкову». Причем это было известно за неделю до Съезда как минимум: из дневника Берия явствует, что то, что докладчиком будет Маленков, известно было не позднее 28 сентября 1952 г. В этот день в дневнике такая запись: «Доклад на съезд почти готов. Основной доклад будет делать Георгий (Маленков
Сталин потерял статус непререкаемого диктатора. Если без эвфемизмов, то Сталина на этом съезде «опустили» на уровень 25-летней давности, когда он был лишь «первым среди равных» – приходилось бороться за абсолютную власть с многочисленными оппозициями. Понятно, положение Сталина теперь было намного крепче, чем тогда: его авторитет позволял ему и в таком положении быть страшным и наносить удары огромной силы по своим врагам, но абсолютным диктатором он более не был…
Глава 19 После съезда
Теперь понятно и то, почему Сталин так набросился на Молотова на послесъездовском Пленуме ЦК. Понятно, почему обвинил его в трусости и капитулянтстве, а главное, в ненадлежащем исполнении своих обязанностей тогда, когда Молотов оставался в Москве за Сталина. Понятно теперь, что имелся в виду в первую очередь последний раз, когда это происходило – зимой 1951/52. И не имея (пока, как ему казалось) возможности нанести удар по открыто взбунтовавшимся Берия и компании, Сталин обрушился на верного соратника Молотова, который его так подвел…
Между тем стороны готовились к новым столкновениям. Речь идет, с одной стороны, о Сталине, а с другой – о его оппонентах. Что касается Вышинского, то он жил все эти месяцы с ощущением постоянного стресса, в ежеминутном ожидании ареста. И только одна надежда его поддерживала: прежде чем расправиться с ним, Сталин должен расправиться для начала с Молотовым и Микояном (ну, может, и с Ворошиловым). Потом – должна была бы быть его, Вышинского, очередь, но теперь против Сталина открыто взбунтовалась «четверка», так что сперва он должен расправиться с ней. И только потом… В общем, надо делать все возможное для того, чтобы уже не было у Сталина никакого «потом».
…Об арестованном Иннокентии Володине, понятно, Вышинский совсем забыл… Зато не забыл о нем Берия. Я уже говорил, что он, в отличие от Вышинского, был (иногда) способен на «души прекрасные порывы». Короче говоря, как-то, когда Володина, уже изрядно побитого и помятого, вели на очередной допрос, вертухай, приказав предварительно не оборачиваться и никак не реагировать, вполголоса ему сказал: «Держитесь! Вас отсюда вытащат!»
Между тем жизнь продолжалась. 25 октября 1952 г. к Г.М. Маленкову как к «своему» депутату Верховного Совета СССР обратился с письмом военнослужащий (то есть вообще-то представитель привилегированной по тем временам части населения!) В.М. Филькин из г. Бежецка Калининской (ныне Тверской) области. Картина жизни в Бежецке, продовольственная и общая, была нарисована не самая, скажем так, радужная!