1968 год. «Пражская весна»: 50 лет спустя. Очерки истории

Спустя неделю, 21 августа, войска пяти социалистических стран вступили в Чехословакию. Интервенция была встречена в Югославии с возмущением. В тот же день последовали заявление Тито и сообщение Президиума и Исполкома СКЮ, осуждающие вторжение, а 22 августа – заявление Союзного исполнительного веча (правительства). 22 августа в Белграде состоялся митинг солидарности с Чехословакией, на котором выступил Тодорович. В стране прошли многочисленные протестные манифестации с участием партийных функционеров разного уровня. Вполне предсказуемая реакция югославов сопровождалась реанимированием старой темы защиты независимости и суверенитета Югославии. Об этом говорил, в частности, Тито, выступая на заседании Президиума СКЮ. Как и 20 лет назад, в 1948 г., руководство страны было серьезно озабочено возможностью интервенции со стороны отдельных соседних стран «народной демократии», в частности Болгарии. Москва отреагировала быстро и резко. Запросивший о срочной встрече с Тито посол Бенедиктов 30 августа был принят в резиденции югославского президента, где присутствовал Тодорович. Посол, читая текст в своем блокноте, начал с осуждения недружественной позиции Югославии и антисоветской пропагандистской кампании в СМИ, направленной против «помощи» СССР, Польши, ГДР, Болгарии и Венгрии социалистическому общественному строю в ЧССР. Тито прервал посла оставшимся без ответа вопросом: «Они оказали помощь? Какую помощь?» Бенедиктов продолжил изложение причин, которые привели к решению о вводе войск, отметив, среди прочего, что речь шла о «крупном заговоре международной реакции против социализма в Чехословакии и социализма в целом». В основе советского заявления лежало обвинение Югославии в солидарности и поддержке антисоциалистических сил в Чехословакии. Тито назвал обвинение лживым, подчеркнув, что югославское руководство оказывало поддержку КПЧ и рабочему классу Чехословакии[122]. Посол в своем обширном изложении сравнил «антисоветскую» позицию Югославии с позицией «империалистических стран, ведущих войну против вьетнамского народа», и подчеркнул, что последствия такой политики ложатся на Югославию и «могут пагубно отразиться на советско-югославских отношениях». В заключение он сообщил, что, доведя текст заявления до сведения югославов, выполнил распоряжение ЦК КПСС[123]. Возмущенный Тито не выбирал выражений, характеризуя сказанное послом как «тошнотворную ложь», и, в свою очередь, подверг жесткой критике политику Москвы и ее сателлитов в чехословацком вопросе. По его словам, человеку в здравом уме не понять, как можно было решиться на такой страшный шаг, представляющий прямую атаку на интересы социализма, шаг, который будет иметь далеко идущие негативные последствия. Он сравнил нападки на Югославию с событиями 1948 г., подчеркнув, что происходящее сейчас еще хуже. Тито отметил, что Москва послушалась плохих советчиков, таких как Ульбрихт и Живков, преследующих собственные интересы. Он напомнил также, что неоднократно предупреждал советское руководство о необходимости разрядить обстановку в Чехословакии только политическими методами, исключая силовой вариант[124]. По словам Тито, ввод иностранных войск без приглашения конституционных и выборных органов страны явился незаконным военным вмешательством и тем самым ужасной ошибкой, которую нелегко исправить. Он напомнил советскому послу, что у югославских коммунистов есть собственная, базирующаяся на началах марксизма-ленинизма концепция социализма, которую они никому не навязывают, но от которой никогда не отступятся[125]. Подтверждением бескомпромиссной позиции Белграда в деле защиты своих национальных интересов прозвучали заключительные слова Тито, что стоящие перед его страной проблемы югославские коммунисты решат сами и не допустят чьего-либо вмешательства со стороны[126].