1968 (май 2008)

От губернии голодающим были нанесены визиты вежливости - приезжали областной министр промышленности, уполномоченный по правам человека Мерзлякова. Обещали, уговаривали, просили войти в положение. Приезжал депутат Таскаев от ЛДПР и - в лучших традициях корпоративной риторики - продекламировал, что чиновников надо карать рублем, рублем! вычитать из зарплат! лично! с каждого! - и умчался на таком сияющем джипе, что сосед Пацюкова, до сих пор пребывающий в обаянии, страстно уверял меня: то был сам Жириновский. Приезжали представители Партии пенсионеров, они даже собирались заплатить эти 700 тысяч от себя, такое вот вспомоществование, но голодающие удивились и отказались - стремно брать у пенсионеров (и так половина кормится родительскими пенсиями). Приезжал Росхимпрофсоюз с юристом, привезли минералки и денег по три тысячи на брата. Директорат завода не сдвинулся - и, как можно понять, не от душевной черствости, а от бессилия, к тому же праздники - мертвое время, так все неудачно.

Первый раз Тахир Гаясов встретился с работниками 8 мая.

Они сидели в гостиной на матрасах - под саврасовскими грачами в багете, под плакатом «Куда смотрит власть?» - и смотрели на Гаясова и Абузярова как на последнюю в жизни надежду.

Гаясов передал две бумаги - от виртуальной девушки Слаутиной для работников «ошки» и от виртуальной девушки Сычевой - для работников «ашки». Это «гарантийные письма», в которых каждому голодающему обещали выплатить долг до 10 июня сего года. Контроль за выполнением гарантии возлагался почему-то на комиссию из 5 человек, избранную общим собранием для распределения средств (она решает, кому дать - и решает, в общем-то, по совести. При мне комиссия в профкоме делила 66 тысяч рублей - последнее, что поступило на счет завода. Этот хлеб преломили на 16 человек - заплатили за февраль работникам общежития и здравпункта).

Под обещанием стоят натуральные печати и факсимильные подписи директрис.

Тахир Михайлович предлагает принять решение сейчас, немедленно - и выходит на крыльцо. На скамейке сидит женщина средних лет - жена одного из голодающих. Увидев его, она начинает кричать что-то про сволочей и подонков, растащивших завод, она кричит раненым голосом. У нее перехватывает горло. Она плачет.

- Нам пошли на уступки, - торжественно говорит Андрей Абузяров. - Мы добились своей цели. Мы победили.

Он пытается говорить бодрым голосом, но выходит мрачно и натянуто.

Рабочие недоуменно рассматривают письма. Им в самом деле хочется верить, что руководство пошло на уступки. И что они победили. Им, в конце концов, очень хочется есть.

- В чем уступка? - не понимаю я.

- В том, что нам выплатят деньги в течение месяца, а не в течение полугода, - не без раздражения отвечает Андрей.

Да, рабочие согласны подождать до 10 июня и немедленно прекратить голодовку, но эти письма - они как-то так оформлены… то есть никак не оформлены. При чем здесь комиссия? И чем подкреплены эти обещания? То может принудить директора выполнить свое обещание?

Начинается брожение и смута. Здоровая рефлексия берет верх над грубой лоховской разводкой.

- А если снова обманут - то что?

- Возобновим голодовку.

Соглашаться надо сейчас, сию минуту, немедленно! Уважаемые люди - в напряжении, не идут на праздники, не покидают рабочих постов, у них дома, должно быть, плачут дети!

Начинается большой трезвон. Рвутся и подпрыгивают мобильники. Звонит Тахир Михайлович, он, как говорят, уехал домой, в Нижний Тагил (180 км): согласны? не согласны? Без конца звонит Ирина Юрьевна Куропаткина, председатель областного Росхимпрофсоюза. Звонят из районной администрации. Да или нет? Согласны? Прекращено? Расходимся?

А счастье было так возможно! Сценарий, однако, трещит по швам. Рабочие начинают говорить, что нужно какое-то поручительство. Должны быть предусмотрены какие-то санкции на случай невыплат - может быть, пени, штрафы, все надо обсуждать. Да, конечно, и бумага с поручительством - такая же филькина грамота, как и гарантийное письмо, но пусть они хотя бы пообещают! Пусть они скажут: если мы не заплатим - с нами будет то-то и то-то… Надо же хоть во что-то верить, в конце концов.

- Почему бы госпоже Копытовой не поручиться своим личным имуществом, своими активами? - наивно спрашиваю я.

Абузяров смотрит на меня так, словно я сморозила какую-то чудовищную бестактность.

- Это невозможно, - наконец отвечает он.

- Почему?

- А зачем ей это нужно?

Это главный ответ на главный вопрос.

VII.

Пока идут дебаты, Куропаткина сообщает в СМИ, что инцидент исчерпан, голодовка приостановлена. Новость летит по стране, как птица, веселится и ликует весь народ. Звонят родственники. На новостных сайтах - победные выдохи: биохим прекратил голодовку. На кухне плачет красавица Надя Калинкина. Мужчины злобно курят. Женщины с ожесточенными лицами тихо говорят: «Нет».

Слесарь Конев читает мне новые стихи. Они называются «Голодомор по зарплате».