1972

Верю ли я в «правильный» исход поединка? Если не верить – на кой черт тогда туда идти? Об одном жалею – не стал искать себе преимущества в том, чтобы не ограничивать себя правилами борьбы. Да, я мог бы настоять, что бой будет проходить по гладиаторским законам – то есть никаких правил, главное – убить противника любой ценой. Но, во-первых, это противозаконно. Что будет, если я выбью Али глаза, порву ему рот, вырву кадык? Меня привлекут к ответственности, уверен – за непреднамеренное, а возможно, и преднамеренное убийство.

А во-вторых, хоть Клей и дерьмо-человек, но он на самом деле феноменально талантливый боксер, уникум, король ринга, и я не хочу его ни убивать, ни калечить. Пусть живет и радует людей своими боями.

Да, бой непредсказуем. Да, я могу даже погибнуть. Но вообще-то я в это не верю. Провидение хранит меня. Видимо, я ему еще нужен. А значит… значит, будем веселиться по полной!

Нам с Пабло не удалось пробраться внутрь Эм-Си-Джи незамеченными. Как они узнали, что в белом «Кадиллаке» сижу я со своим телохранителем – не знаю. Но только стоило нам появиться возле здания – к машине бросилась огромная толпа народа, вооруженного всевозможной техникой для фотосъемок и записи звуков. Вся эта репортерская шайка – оголтелая, наглая, крикучая, готовая ради горячего снимка или репортажа на все, что только можно представить. «Работа такая!» – слышали, знаем.

Машина была буквально остановлена толпой, заблокировавшей ее со всех сторон, и если бы не копы вместе с секьюрити Эм-Си-Джи – не знаю, что было бы дальше. Репортеры стучали в окна, молотили по кузову машины кулаками, орали, и это было похоже на всеобщее помешательство. Казалось, они все или пережрали спиртного, или обкурились, либо еще чего-нибудь этого похуже. Безумные глаза, перекошенные в крике и гримасах лица – вероятно, так выглядели люди, спасающиеся с тонущего «Титаника».

Толпу с трудом, но все-таки оттеснили, и мы медленно, осторожно поехали по пандусу, ведущему в подземную парковку Эм-Си-Джи. Отсюда были выходы на все спортивные арены комплекса, в том числе и туда, где обычно проходят бои рестлеров.

Знакомое место, ага… бывал я в рестлерском зале. Кстати, сказать – «Кадиллак», на котором мы сейчас приехали, был, можно сказать, там и «заработан» – подарен Страусом в качестве компенсации за «рекламную кампанию». Тогда мне пришлось на глазах у всей Америки защищаться от безумного черного рестлера, решившего наказать «проклятого белого писателя». Страус устроил этот спектакль, вот и расплатился за то «Кадиллаком». А я и не возражал. Нравится мне «Кадиллак Эльдорадо». Умели американцы делать машины.

Почему «умели»? А уже с двухтысячных они начали портачить, массово клепая всяческое жестяное дерьмо, часто ломающееся и моментально гниющее. Да еще и с удивительно дорогими запчастями. А в семидесятые автопроизводители пока что еще придерживались мнения, что добиться успеха можно только в том случае, если ты делаешь надежные, выносливые и крепкие автомобили.

Наивняки! Все дельцы совсем скоро убедились, что выгоднее делать хрупкие, ненадежные вещи, которые скоро сломаются, и тогда придется покупать новые. Пришло время одноразовых вещей! Вернее, придет. Лет через тридцать.

Стоило мне выйти из машины, как меня и Пабло тут же окружили секьюрити, и человек с бейджиком Эм-Си-Джи (он представился Робертом) повел нас к пассажирскому лифту. Через десять минут я уже сидел в раздевалке, разглядывая себя в зеркале и слушая причитания возбужденного Страуса:

– Откажись! Вспомни наш разговор! Я отдам тебе твою чертову бумажку, только откажись! (Он имел в виду расписку, что я написал пару дней назад.)

В конце концов, я не выдержал и довольно-таки резко парировал:

– Джон! Если ты скажешь еще хоть слово по этому поводу, я решу, что ты сделал ставку в тотализаторе, и что самое главное – против меня! Так что заткнись и жди боя! Что будет, то и будет! А лучше всего – если есть время – поставь денег на меня! Не ошибешься! Я ведь провидец, помнишь?

Страус странно на меня глянул, но в конце концов все-таки замолчал. Больше мы с ним до боя не разговаривали. Потом он вообще куда-то исчез – я его в раздевалке не видел. Со мной остался только Пабло, который сидел в углу на стуле, держа руку на пистолете, висящем у него в подмышке, внимательно наблюдая за входом и тремя секьюрити, меланхолично жевавшими свою всегдашнюю жвачку. (Меня уже не бесит, когда американцы жуют эту дрянь. А они ее жуют чаще, чем можно было бы представить.) Пабло не верил никому, даже секьюрити. И это правильно. Здоровая паранойя еще никому не нанесла вреда, а вот пользы от нее более чем достаточно. Убеждался в этом лично, и не один раз в своей довольно-таки бурной жизни.