1977, Риск

- Я ездила в археологические круизы в Грецию и все такое прочее и видела, как сходились другие пары, но со мной никогда такого не случалось. Еще я слышала, что многие одинокие женщины бросаются на шею лыжным инструкторам, официантам и мужчинам, которые занимаются этим за деньги. Но так или иначе, это не то, что я хочу. Я имею в виду, я не хочу презирать себя. Я желаю приобрести знания, не испытывая чувства вины или стыда.

- Мечта о рае, - сказал я.

- Что? О, да.

- А что же ваша подруга? - спросил я, указывая на вторую кровать.

Она криво усмехнулась.

- Никакой подруги, просто предлог поехать одной.

- Друзья губят всякое стремление к знаниям?

- Именно.

Мы выпили еще немного вина.

- Я нахожусь здесь с прошлой субботы, - пояснила она. - Я всегда беру тайм-аут сразу после окончания семестра, а потом со свежими силами вновь принимаюсь за работу.

- Прекрасная система, - рассеянно откликнулся я. - Почему вы не… э… выдали меня, когда люди с яхты явились за мной?

- Вы хотите сказать, не рассматривала ли я вас сразу как… возможного… В тот момент - нет. Конечно, нет. В какой-то мере я была заинтригована. Я никогда раньше не видела человека, охваченного таким ужасом. Я наблюдала за вами довольно долго. Вы плыли и оглядывались назад. Правда, потом, когда вы доплыли до бетонной ступеньки и я отчетливо разглядела ваше лицо, я поняла, что за вами охотятся. Нужно иметь определенный склад ума, чтобы навести охотников на след измученной, затравленной дичи. Я им не обладаю.

- Слава Богу, что это так, - сказал я. Я встал, открыл стеклянную дверь и вышел на балкон. Ночь была холодной и ясной, над вечным Средиземным морем сияли звезды. Волны тихо плескались вдоль берега залива, и мягкий лунный свет заливал обширное, пустынное водное пространство, где утром стояла на якоре яхта.

Самый невероятный из всех долгов. Она спасла меня от поимки. Без сомнения, я обязан ей целостностью рассудка, если не самой жизнью. И если единственной платой, которую она хотела получить, было нечто, что я не горел желанием ей отдать, значит, мне просто очень не повезло. Одна великая услуга стоит другой, саркастически подумал я.

Я вернулся в комнату и сел. Выпил вина, ибо во рту у меня пересохло.

- Мы можем попробовать, если вы не передумали, - сказал я.

Мисс Пинлок застыла неподвижно. На мгновение мне почудилось, что теперь, когда я согласился, она поспешно отступает: страхи ее студенческой юности определенно сохранили над ней власть до сих пор.

- Вы вовсе не обязаны, - сказала она.

- Нет. Но я хочу.

Да благословят Небеса всех лжецов.

Она прошептала, словно разговаривая сама с собой, не обращаясь ко мне:

- У меня никогда не будет другого такого шанса.

Голос, полный мучительных сомнений на пороге прыжка в неизвестность.

Я знал, ее сила духа поможет ей преодолеть все. Я восхищался ею. Я твердо решил превратить этот отчаянный шаг для Хилари Пинлок в нечто, о чем она по крайней мере не будет сожалеть, - если у меня получится.

- Прежде всего, - сказал я, - мы выключим свет, посидим немного у окна и поговорим.

Мы сели, глядя друг на друга в тусклом лунном свете, и я задал ей несколько чисто медицинских вопросов, на которые она вполне откровенно ответила.

- Что, если вы забеременеете? - спросил я.

- Я позже решу, как с этим быть.

- Хотите продолжать?

Она сделала глубокий вдох.

- Если вы хотите.

Если я смогу, подумал я.

- Тогда, полагаю, лучше всего сначала раздеться, - предложил я. У вас есть ночная рубашка? Не одолжите ли мне халат?

Облачаясь в ее голубой махровый халат в уединении ванной комнаты, я размышлял о том, что глубокая физическая усталость - скверный помощник в деле, которое меня ожидало. Я зевал. Больше всего на свете мне хотелось спать.

Когда я вышел из ванной, Хилари Пинлок сидела у окна в длинной хлопчатобумажной ночной сорочке с оборочкой у ворота, но, разумеется, непрозрачной.

- Идите сюда, - позвал я. - Мы сядем на кровать.

Она встала. Ночная рубашка подчеркивала ее рост и худобу, приоткрывая длинные, узкие ступни. Я снял с постели покрывала, опустился на белую простыню и протянул к ней руку. Она приблизилась, судорожно схватила меня за руку и села рядом.

- Прекрасно, - сказал я. - А теперь, если вы захотите остановиться в любой момент, вам нужно только сказать.

Она кивнула.

- Тогда ложитесь, - сказал я, - и представьте, что вам двадцать.

- Зачем?

- Потому что речь идет не об интеллектуальном усилии. Все дело в возбуждении нервных окончаний. Важны чувства, а не рассудок. Если вы все время будете думать о том, кто вы есть, вас это будет сковывать и, возможно, ничего не получится. В темноте возраста не существует. Если вы вообразите, что вам двадцать, вам и будет двадцать и вы почувствуете себя раскрепощенной.

- Вы совершенно необыкновенный мужчина.

- Ну, конечно, - согласился я. - А вы совершенно необыкновенная женщина. Так что ложитесь.

Она неожиданно хихикнула и послушно легла.

- Снимите очки, - попросил я, и она без возражений положила их на тумбочку.