Гудрун была из Западной Германии, из Бонна. Ее присутствие озарило комнату Стивена - каморку восемь на шесть футов, где помещались кровать, стол, заваленный книгами, стул и застекленный книжный шкаф. На полу лежал маленький коврик, высокое узкое окно прикрывали куцые зеленые занавески.
- Отель «Риц», - иронически хмыкнул я.
- Мне повезло, - возразил Стивен, вынимая из книжного шкафа три кружки и освобождая для них место на столе. - Русские студенты живут в таких комнатах вдвоем.
- Если бы тут было две кровати, то невозможно было бы открыть дверь, - возразил я.
- Можно, если постараться, - пожала плечиком Гудрун.
- И никаких выступлений протеста? - поинтересовался я. - Никакой борьбы за лучшие условия жизни?
- Это не допускается, - серьезно сказала Гудрун. - Любой, кто попробует протестовать, будет немедленно отчислен.
Она прекрасно, почти без акцента говорила по-английски. Стивен сказал, что русский язык она тоже знает очень хорошо. Сам он сносно владел немецким и свободно говорил по-французски. Я вздохнул про себя: сам я не достиг успехов в иностранных языках. Стивен отправился готовить чай.
- Не ходите со мной, - заявил он. - Кухня просто гадкая. Она одна на двенадцать человек. Предполагается, что все мы убираем ее по очереди, так что никто этим не занимается.
Гудрун села на кровать и спросила, как мне понравилась Москва.
- Очень понравилась, - ответил я, опустившись на стул. Потом я спросил, нравятся ли ей ее занятия, и она ответила, что очень нравятся.
- Если русские настолько не желают общаться с иностранцами, то почему же они приглашают в университет иностранных студентов? - поинтересовался я.
Девушка окинула взглядом стены. Мне с каждой минутой становилась все более понятной гнетущая обстановка, в которой жили здесь студенты. Стены в буквальном смысле имели уши.
- Мы в Москве по обмену, - объяснила она. - Стивен учится здесь, а в Лондоне - русский студент. А за меня послали студента в Боннский университет. Они коммунисты.
- Раздают Евангелия и набирают рекрутов?
Она кивнула, с несчастным видом глядя на стены и явно не одобряя моей откровенности. Я вернулся к более безопасной болтовне. В это время явился Стивен и пролил бальзам на мою израненную душу.
- Сейчас я вам кое-что покажу, - сказал молодой человек, отправляя в рот последнее пирожное. - Маленькие хитрости.
Пересев на край кровати, он достал магнитофон, включил его и театральным жестом прижал к стене около моей головы.
Ничего не произошло. Он переставил его в другое место. Результат был тот же самый. Наконец Стивен аккуратно приложил его к стене над кроватью.
Из динамика раздался высокий скулящий звук.
- Абракадабра! - провозгласил Стивен, выключив магнитофон. - Если стена нормальная, то звука нет. А вот если в стену вделан действующий микрофон… Результат вы видели.
- А они знают о ваших исследованиях? - спросил я.
- Конечно. Хотите взять с собой? - Он указал на магнитофон.
- Очень.
- Тогда я сбегаю выпишу пропуск, чтобы вы могли его вынести.
- Пропуск?
- Вы не сможете выйти отсюда с какими-нибудь вещами. Это объясняют борьбой с воровством, но на самом деле это их обычное желание до мелочей знать все, что происходит.
Я посмотрел на стену. Стивен засмеялся.
- Если вы не жалуетесь на кровавую советскую систему, то они могут подумать, что вы затеваете какое-нибудь злодеяние.
В коридоре был телефон, и я позвонил Юрию Ивановичу Шулицкому. Стивен сказал, что этот аппарат безопасен, а домашние телефоны прослушивались только у известных диссидентов. Юрий Иванович Шулицкий не мог быть диссидентом: иначе его не посылали бы наблюдателем в Англию и другие страны.
Трубку подняли сразу.
- Я говорил с Николаем Александровичем, - сказал он. - Мы встретимся завтра.
- Большое спасибо.
- Я подъеду на автомобиле к гостинице «Националь» в десять часов утра. Вас устроит?
- Вполне.
- В десять часов. - Шулицкий с грохотом бросил трубку, прежде чем я успел спросить, как узнать его или его машину. Очевидно, он считал, что я узнаю его, когда увижу.
Стивен набрал второй номер. В трубке глухо гудело. После десяти сигналов мы решили было сдаться, но вдруг гудки смолкли, и послышался негромкий голос.
- Это Миша, - сказал Стивен.
- Поговорите с ним, так будет проще, - предложил я.
- Он хочет увидеться с вами сегодня вечером, - сообщил мне Стивен.
- Говорит, что завтра утром с двумя лошадьми уезжает в Ростов. Начинаются снегопады, и лошадей решили отправить на юг. Николай Александрович, то есть мистер Кропоткин, уедет на следующей неделе. Это решили только сегодня.
- Отлично, - ответил я. - Где и когда?
Стивен спросил и записал довольно длинное объяснение.
- Так, - сказал он, вешая трубку. - Это довольно далеко от центра.
Думаю, что это в одном из жилых районов. Он сказал, что будет ждать снаружи, и предупредил, чтобы вы не говорили по-английски, пока он не разрешит.
- Разве вы не поедете?
- В моем присутствии нет необходимости. Миша говорит по-английски. С этими словами он вручил мне адрес, написанный русскими буквами. - Покажите эту записку водителю такси, и он отвезет вас. А вечером встретимся в «Арагви».