После того как мы впервые вместе поужинали (я накупил выпивки, но она пила совсем немного), она сварила жутко густой горький кофе в специальном ковшике, который принесла с собой. Прихлебывая кофе, она рассказывала про своего мужа, про неудачное замужество, подробностей я уже не помню. Потом она спросила, почему расстроился мой брак, и я объяснил, что был плохим любовником. Я понимал, что говорю не совсем правду, но правда – это всегда такой запутанный клубок, что проще сразу обобщить ситуацию одной фразой, все равно Зонтаг в конце концов резюмировала бы мой случай именно так. Мы еще немного поговорили о любви и сексе и в конце концов решили, что наши раны еще слишком свежи, поэтому между нами не может произойти никакой любовной истории. Поговорили и о том, что секс без любви – это плохо, потому что один из партнеров всегда попадает в более сильную зависимость от своих чувств и т. п. Потом она зевнула и сказала:
– Есть идея. Сейчас мне уже поздно ехать домой, а такси стоит жутких денег. За моим сыном присмотрит одна из соседок. Поскольку у нас не может быть никакого секса, то почему бы нам спокойно не поспать вместе? А то что-то я уахахахау, вдруг почувствовала себя такой усталой…
Я ответил, что идея хорошая. Не нужно ли ей сходить в ванную? Я выдал ей свежее полотенце, а сам разделся и нырнул под одеяло (поскольку в ванной уже успел побывать). Мне было любопытно, что же произойдет дальше. Интерес к ней я почти утратил, к тому же мне стало немного скучно от всех этих разговоров, но какая-то странная надежда во мне все же теплилась. Она пришла из ванной, улеглась голая в постель, обняв меня, и пролежала так целый час. Потом вдруг прошипела:
– Да ты настоящий дьявол!
– Почему? – удивился я.
– Сказал, что никакого секса быть не может, а сам лежит и трясется от возбуждения!
Вовсе я не трясся от возбуждения. Член был спокоен. Я не чувствовал ничего, кроме желания опять оказаться дома.
Однажды я начал читать роман Пруста «В поисках утраченного времени», но очень скоро сдался. Мне не нравятся книги, герои которых не имеют активной жизненной позиции. Хотя в этой книге первые несколько страниц произвели на меня сильное впечатление. Герой – пожилой мужчина – ест пирожное, напоминающее ему пирожные тетушки, которые он ел в глубоком детстве, и он чувствует тот же самый вкус и испытывает те же самые детские ощущения. И вдруг миллион событий, произошедших с ним с того момента, как он впервые попробовал это пирожное, – смерть тетушки, Первая мировая война, унесшая жизни многих его друзей, – все проносится перед ним из прошлого в настоящее, к данной секунде. Он откусил кусок пирожного, и время перестало существовать, сжалось. То же самое происходит со мной, когда я дотрагиваюсь до женского тела и перестаю нервничать. Я говорю не о совокуплении, а о ДОМАШНЕМ ПЕЙЗАЖЕ. У каждой женщины свои неповторимые пропорции, но порядок чередования мягких теплых склонов и ущелий остается тем же, и, когда мне позволяют исследовать такой вот ландшафт, мне кажется, что я опять вернулся домой и даже что я никогда не покидал этот дом. Я сделал это открытие в первую свою ночь с Дэнни, так и подумал тогда: «Словно никогда и не уходил», а ведь до того момента я ни разу не спал с женщинами. Разве что с матерью, когда был ребенком. Но это не считается, ведь ребенок слишком мал, чтобы охватить все женское тело целиком. Значит, бедра, ягодицы, живот, долины, холмы и ложбины тела Дэнни были мне знакомы с детства. Страстью тут и не пахло, поэтому я предложил: «Зонтаг, давай просто заснем», и заснул сам. Наверное, она тоже заснула. Проснулся я твердым внутри нее. Было очень удобно.
– Ну? – сказала она.
– Что случилось, дорогая? – спросил я ее.
– Ты не собираешься что-нибудь «поделать»?
– А что, мы торопимся?
Она отделилась от меня, включила свет и села на кровати, скрестив ноги, подперла правой рукой левый локоть, а левой ладонью – щеку.
– Все хуже, чем я думала, – заявила она. – Я ожидала, что проблема у тебя, как и у большинства британских мужчин, будет в преждевременной эякуляции. Но здесь кое-что похуже. Скорее всего, для этого есть какое-нибудь медицинское определение. Я наведу справки.
Вот тут я и понял, что являюсь для Зонтаг проблемой, которую надо решить. Как раз тогда она и спросила меня о моих фантазиях. Лучше бы она отложила этот вопрос до следующего раза. Меняться ролями, конечно, здорово, но это выглядит уместнее, когда существует спокойный и устоявшийся ритм отношений. Однако Зонтаг хотела быть мыслителем, учителем и никак не могла расслабиться в нормальной ситуации. И она преподала мне один великолепный урок, правда, не с помощью слов, а действием.