Создатели «Словника» проявили незаурядную изобретательность, и в Лексикон Б вошло все, что имеет или может иметь политическую значимость. Названия всех организаций, обществ, групп, доктрин, стран, институтов, административных зданий кроились по одной мерке: слово с минимальным количеством слогов, которые сохраняли исходное значение. Взять, к примеру, министерство правды: департамент документации, где работал Уинстон, назывался докдеп, департамент беллетристики – белдеп, департамент телепрограмм – теледеп и так далее. И это сделано не только для экономии времени. Еще в первой четверти двадцатого века сокращенные слова и фразы стали типичной чертой политизированности языка, причем подобная тенденция проявлялась особенно ярко в тоталитарных странах и организациях. Примерами могут служить такие слова, как «наци», «гестапо», «коминтерн», «инпрекор», «агитпроп». Поначалу подобная практика применялась, так сказать, по наитию, однако в новослове она используется с вполне определенной целью. При сокращении какого-нибудь названия сужалось значение и слегка видоизменялось написание слова, и оно теряло бо́льшую часть связанных с ним ассоциаций. К примеру, выражение «коммунистический интернационал» навевает сложную картину вселенского братства, красных флагов, баррикад, Карла Маркса и Парижской коммуны. Слово же «коминтерн», напротив, означает сплоченную организацию и вполне определенную доктрину. Оно относится к объекту почти столь же легко узнаваемому и ограниченному в назначении, как стул или стол. Слово «коминтерн» можно произнести, особо не задумываясь, в отличие от словосочетания «коммунистический интернационал», которое прямо-таки обязывает задуматься хотя бы на миг. Сходным образом слово вроде «миниправ» вызывает гораздо меньше ассоциаций, чем «министерство правды», и их легче контролировать. Этим объясняется не только любовь к сокращениям, но и чрезмерное стремление к легкости и простоте произношения.
В новослове помимо точности в передаче смысла все соображения, в том числе и регламентации грамматики, перевешивала забота о благозвучии. И это понятно, ведь для политических целей требовались короткие слова с прямыми значениями, которые можно проговаривать быстро и без лишних размышлений. От своей схожести слова Лексикона Б только выигрывали. Почти всегда эти слова – добромысл, минимир, пролкорм, секскриминал, радлаг, ангсоц, помыслопол – состояли из двух или трех слогов с ударением на первый и последний. В результате говоривший на новослове тараторил, речь звучала отрывисто и в то же время монотонно. Собственно, так и было задумано. Любая речь, и тем более на тему, не являющуюся идеологически нейтральной, становилась максимально независимой от сознания. Несомненно, в повседневной жизни необходимо (по крайней мере иногда) думать, что говоришь, однако член Партии должен уметь высказывать правильные политические или этические суждения автоматически, как пулемет выплевывает пули. Этому способствовало и надлежащее обучение, и особым образом сконструированный язык, и структура слов в сочетании с резким звучанием и нарочитой уродливостью в духе ангсоца.
Кроме того, особо выбирать было не из чего: по сравнению с английским наших дней лексикон новослова чрезвычайно скуден, и создатели языка продолжали трудиться над его сокращением. От большинства других языков новослов отличался тем, что с каждым годом его лексикон уменьшался, а не увеличивался. Каждое сокращение воспринималось как достижение, поскольку чем меньше выбор, тем меньше соблазн. Партия надеялась, что в конце концов членораздельная речь будет исходить прямо из глотки, минуя мозг. И эта цель открыто признается в таком термине, как «крякоречь», означающем «крякать словно утка». Подобно многим другим словам в Лексиконе Б, «крякоречь» имеет два значения. Если «выкрякиваемые» суждения находятся в русле идеологии Партии, то они означают самую высокую похвалу: «Таймс», оценивая выступление оратора Партии как «дваждыплюсдобрая крякоречь», делает ему большой и горячий комплимент.
Лексикон В