1984

Ужасало то, как думал он в десятитысячный, наверное, раз, с болезненным усилием отводя плечи назад (положив руки на бедра, они делали круговые вращения туловищем – это упражнение считалось особенно полезным для мышц спины)… так вот, ужасало то, что все это могло оказаться правдой. Если Партия и впрямь способна запустить лапу в прошлое и сказать о том или другом событии, что ЕГО НЕ БЫЛО… не следует ли отсюда, что факт этот, без сомнения, куда более страшен, чем всего лишь простые пытки и банальная смерть?

Партия сказала, что Океания никогда не бывала в союзе с Евразией. Он, Уинстон Смит, знал, что Океания находилась в союзе с Евразией всего лишь четыре года назад. Но где существовал этот факт? Всего лишь в его собственном сознании, которое в любом случае скоро будет уничтожено. И если все остальные признали ложь, предложенную Партией – если во всех анналах значилась эта же самая байка, – тогда она превращалась в историю и становилась правдой. «Тот, кто владеет прошлым, – гласил партийный лозунг, – владеет будущим; тот, кто владеет настоящим, владеет прошлым». И все же прошлое, несмотря на свою как бы изменчивую природу, никогда не изменялось. Истинное теперь было истинным от вечности и до вечности. Все очень просто. И необходима только бесконечная серия побед над собственной памятью. «Управление реальностью» – так это называлось на староязе, а на новоязе именовалось «двоемыслием».

– Опустили руки, расслабились! – гаркнула инструкторша уже чуть более благосклонным тоном.

Уинстон вытянул руки по швам и медленно наполнил легкие воздухом. Разум его скользнул в запутанный мир двоемыслия. Знать и не знать одновременно; считать совершенной истиной рассказанную самим собой тщательно сконструированную ложь; одновременно придерживаться двух отрицающих друг друга мнений, зная, что они противоречивы, и верить обоим; опровергать логику логикой, опровергать нравственность, выдвигая претензии к ней; верить в то, что демократия невозможна, и в то, что Партия является хранительницей демократии; забывать то, что было необходимо забыть, извлекать забытое из памяти в нужный момент и немедленно забывать снова… но, что превыше всего, – прилагать тот же самый процесс к самому процессу. Такова была высшая сложность: сознательно входить в бессознательность, a затем снова заставлять себя не осознавать только что произведенный акт гипноза. Двоемыслие было необходимо даже для того, чтобы понять само слово «двоемыслие».

Инструкторша снова призвала их к вниманию.

– А теперь посмотрим, кто из нас сумеет прикоснуться к пальцам ноги! – с энтузиазмом провозгласила она. – Ноги в коленях не сгибаем, камарады. РАЗ-два! РАЗ-два!

Уинстон ненавидел это упражнение, часто пронзавшее острой болью его ноги от пяток до ягодиц и нередко заканчивавшееся очередным припадком кашля. Размышления его сделались менее приятными. Прошлое, решил он, не просто изменили – на самом деле его уничтожили. Потому что как можно установить даже самый очевидный факт, если он не существует нигде, кроме твоей собственной памяти? Он попытался припомнить, в каком году впервые услышал о Большом Брате. Должно быть, это случилось где-то в шестидесятых, однако более точно сказать он не мог. Конечно же, в истории Партии Большой Брат фигурировал в качестве вождя и хранителя Революции с самых первых ее дней. Деяния его постепенно распространялись в обратном направлении, в глубь времен, в сказочный мир сороковых и тридцатых, когда капиталисты в дурацких цилиндрических шляпах еще раскатывали по улицам Лондона в своих громадных автомобилях или запряженных лошадьми каретах со стеклянными стенками. Нельзя было даже сказать, какая часть этой легенды правдива, а какая является выдумкой. Уинстон не мог вспомнить и даты появления на свет самой Партии. Он полагал, что ни разу не слышал слова «ангсоц» до 1960 года, но возможно, оно существовало и ранее и звучало на староязе как «английский социализм». Прошлое расплывалось в тумане. Впрочем, кое-что можно было твердо опознать как ложь. Например, неправда, что Партия изобрела аэропланы, хотя это утверждали все учебники по истории Партии. Он помнил аэропланы с раннего детства, но доказать это было невозможно. Никаких свидетельств не существовало. Только один раз в жизни ему пришлось держать в руках несомненное документальное доказательство фальсификации исторического факта. И в этом случае…

– Смит! – донесся с телескана пронзительный голос. – Смит У., номер 6079! Да, ТЫ! Нагибайся ниже, будь добр! Ты можешь делать это лучше. Ты не стараешься. Ниже, ниже! ВОТ ТАК… уже лучше, товарищ. А теперь – вольно всей группе, наблюдайте за мной.

Жаркий пот окатил все тело Уинстона, но лицо его осталось абсолютно невозмутимым. Никогда не проявляй волнения! Никогда не проявляй недовольства! Один-единственный взгляд, движение века способны выдать тебя. Он стоял, наблюдая за тем, как инструкторша подняла руки над головой – не сказать чтобы с изяществом, но несомненно точным и эффектным движением, – а потом наклонилась и наступила пальцами ног на кончики пальцев рук.