1986, Бойня

Я, конечно, мог бы найти вам такой пистолет, но это потребовало бы слишком много времени и денег. На самом деле таких пистолетов довольно много. Я бы на вашем месте поспрашивал старых ветеринаров. Они их с удовольствием продадут. Но на такой пистолет, разумеется, тоже нужна лицензия. - Он помолчал. - Хотя, господа, если быть откровенным, я предпочитаю иметь дело с клиентами, которых не волнует наличие лицензии.

- Скажите, - начал я, - только, пожалуйста, не обижайтесь, я вовсе не хочу вас оскорбить, - скажите, можете ли вы представить себе человека, которому вы откажетесь продать оружие?

Мохаммед не обиделся.

- Только если я буду видеть, что он не сможет или не захочет заплатить. Но не по этическим соображениям. Я не спрашиваю, зачем им оружие. Если бы меня это волновало, я бы торговал чем-нибудь другим. Я продаю вещь, а как ее используют - это уже не мое дело.

У нас с Литси вопросов больше не было. Мохаммед снова убрал пистолет в футляр, где тот аккуратно лег в свое гнездо рядом с ровными рядами патронов. Мохаммед закрыл футляр и убрал его в чемодан.

- Не забывайте, - сказал он, по-прежнему улыбаясь, - что нападение и защита существовали еще на заре человеческой расы. Несколько тысяч лет назад я бы, вероятно, продавал хорошо отточенные кремневые наконечники.

- Спасибо вам большое, мистер Мохаммед, - сказал я.

Он любезно кивнул. Литси встал, пожал ему руку с бриллиантовым кольцом. Я сделал то же самое. Мохаммед предупредил, что, если мы увидим в коридоре его приятеля, нам не надо беспокоиться и не надо заговаривать с ним: он вернется в номер, когда мы уйдем.

Мы не стали заговаривать с приятелем Мохаммеда, который сшивался у лифтов, и без приключений спустились на первый этаж. Мы нарушили молчание лишь в такси по дороге на Итон-сквер.

- Оправдывается, - сказал Литси. - Все так делают. Это естественное желание.

Литси обернулся ко мне:

- В смысле?

- А иначе человек предастся самообвинениям и впадет в отчаяние. Самооправдание может быть иллюзией, но оно не дает тебе покончить жизнь самоубийством.

- Самоубийство тоже можно оправдать.

Я улыбнулся.

- Естественно.

- Нантерр, - сказал Литси, - испытывает непреодолимую тягу к кремневым наконечникам.

- Угу. «Великолепные наконечники, легкие, дешевые, острые как бритва!» - И с печатью де Бреску.

- Я вдруг представил себе, - сказал я, - как Ролан пожимает руку Мохаммеду, заключая с ним сделку.

Литси расхохотался.

- Надо избавить его от необходимости оправдываться.

- Как вы нашли этого Мохаммеда? - спросил я.

- Чем хорошо быть принцем, - сказал Литси, - так это тем, что, если попросишь, тебе обычно не отказывают. И еще тем, что ты поневоле знакомишься с уймой людей. Я просто нажал на несколько рычагов - кстати, так же, как вы вчера с лордом Вонли. - Он помолчал. - А почему человек, которого вы победили, так стремится вам помочь?

- Ну… потому, что я его еще и спас. Мейнард Аллардек намеревался захватить его газету. Законным путем, но при этом на редкость подло. Я дал лорду Вонли возможность остановить его раз и навсегда - с помощью той кассеты.

- Поня-атно, - насмешливо протянул Литси. - Значит, он действительно кое-чем вам обязан.

- А потом, - продолжал я, - тот парень, который под влиянием Мейнарда Аллардека проиграл половину своего наследства, был Хью Вонли, сын лорда Вонли. И лорд Вонли заставил Мейнарда вернуть наследство, угрожая в противном случае сделать фильм достоянием гласности. А наследство, между прочим, состояло в акциях «Глашатая».

- Какой изящный шантаж! Ваша идея?

- Н-ну… в общем, да.

Литси хмыкнул.

- Пожалуй, мне следовало бы выразить свое негодование. Это же незаконно!

- Закон и справедливость - не всегда одно и то же. Жертва обычно проигрывает. Закон слишком часто только наказывает, а исправить ничего не может.

- А вы полагаете, что важнее всего исправить зло, причиненное жертве?

- Да, когда это возможно.

- И вы готовы ради этого нарушить закон?

- Литси, - сказал я, - поздновато сейчас для допросов с пристрастием, вы не находите? К тому же мы уже приехали.

Мы поднялись наверх в гостиную. Принцесса и Беатрис уже отправились спать, так что мы спокойно распили по рюмочке бренди на сон грядущий. Литси все больше и больше нравятся мне как человек, и мне все больше и больше хотелось, чтобы он находился не здесь, а где-нибудь на краю света. И, глядя на то, как Литси глядит на меня, я подумал, что он, возможно, размышляет о том же самом.

- Что вы делаете завтра? - спросил Литси.

- У меня скачки в Брэдбери.

- Где это?

- На полпути к Девону.

- И где вы только силы берете! - Литси зевнул. - Я всего один день побродил по ипподрому в Аскоте и то вымотался.

Крупный, лощеный, он допил свое бренди, мы отключили записывающий телефон, перенесли его в цокольный этаж и установили в большой комнате. Потом поднялись на первый этаж и ненадолго остановились перед дверью комнаты Литси.

- Спокойной ночи, - сказал я.

- Спокойной ночи.

Он поколебался, потом протянул мне руку. Я пожал ее.

- Дурацкий обычай, - сказал он с усмешкой, - но что поделаешь?