1991 год - Дневник помощника президента СССР

-- У нас должны знать позицию главных действующих лиц мировой политики по этому ключевому вопросу, -- реагировал М. С. -- Вчера вечером испанский король устроил ужин для меня и Буша. Гонсалес там яростно отстаивал точку зрения, похожую на то, что вы мне сейчас говорили, даже несколько забыв о протоколе и о том, что присутствует король. Все они в один голос выражали удивление некоторыми пассажами в выступлении Ельцина на Съезде народных депутатов России. Особенно по поводу того, что МИД надо сократить в 10 раз, это значит -- поставить под вопрос саму необходимость механизма для проведения общей, союзной внешней политики. Президент Буш на пресс-конференции, еще до ужина у короля, занял очень строгую позицию и ясно высказался в поддержку союзной политики.

-- Это очень хорошо, -- сказал Миттеран. -- Я помню, в апреле прошлого года мы встречались с Бушем в Майями и зашел разговор о прибалтийской проблеме. Я ему сказал тогда: да, Прибалтийские страны должны стать независимыми -- это принципиальная позиция, но не надо торопиться с их признанием. Надо дать Горбачеву время для конституционных преобразований. Надо все делать последовательно и постепенно, а не наоборот. Буш поддержал этот подход, хотя ему было очень трудно, потому что и конгресс, и общественность требовали немедленного признания Прибалтийских государств. Так что Буш хорошо понимает ситуацию.

Буш за демократический Союз, за включение его экономики в мировую. Но он прислушивается к общественному мнению и осторожничает, а ему со всех сторон нашептывают, мол, не проиграй, у тебя на носу выборы. Я ему все время говорю: новый Союз на востоке Европы -- это проблема, которую надо рассматривать по большому счету, а не в рамках конъюнктуры. Сохранение Союза -- это жизненная проблема для Европы. Кажется, здесь я нахожу у него понимание. Но Буш несколько нерешителен, осторожничает.

-- Я Бушу неоднократно говорил, -- включился М. С., -- что ситуация неординарная и действовать нужно не рутинным способом, а с учетом уникальности процесса. Думаю, что я нахожу понимание у него. Он все-таки решился на предоставление большого кредита под продовольствие.

-- Я понимаю: отказать вам в существенной помощи сейчас -- это значит сделать очень хрупким весь процесс реформирования Союза.

-- Если, -- резюмировал М. С., -- это наша общая задача -- иметь новый Союз как крупнейший оплот демократии и мира, то надо не мелочиться. Тем более что речь идет не о подачке: все будет возвращено. Но мы нуждаемся в помощи именно сейчас, именно в данный момент.

Потом был перерыв. В соседнем домике раскинули свою аппаратуру телевизионщики. М. С. и Ф.М. отправились туда давать совместное интервью. Я не пошел: там было просто негде приткнуться так, чтоб не мешать. Заглядывал иногда в окошечко: как они уютно там рядышком сидели в низких креслицах, два великих европейца конца страшного века, такие разные и такие понятные друг другу.

Бродил по заросшим тропинкам, в полной темноте: два фонаря возле домиков слабо просматривались сквозь густую зелень.

Вторая беседа проходила за вечерним обедом в другом шале, которое служило спальней и гостиной. Состав уже "расширенный": Раиса Максимовна и Даниэль, ее сестра, младший сын Миттеранов, мы с Горбачевым, Пьер Морель -помощник Ф.М., Андрей Грачев.

Протискивались, извиняясь друг перед другом, рассаживаясь за круглым столом в комнатке метров 14.

Совсем по-деревенски. Делать пометки в блокноте я, естественно, не мог, сидя за обедом рядом с французским президентом. Воспроизвел разговор уже в самолете. Не все, наверное, запомнил и не во всем будет дословно, тем не менее за смысл ручаюсь. Речь пошла о судьбах Европы -- в контексте югославского кризиса и распада в СССР. Миттеран произносил целые речи. Горячо подхватил мнение М. С. о том, что плохую услугу Европе оказали те, кто извне поддержал центробежные силы в Югославии.

"Сепаратизм существовал там всегда, -- в своей размеренной и внушительной манере говорил Миттеран.

-- Но немцы сразу же выступили за признание независимости Словении и Хорватии. Я же еще с июня был против независимости этих республик. Моему примеру последовало и большинство других государств -- членов ЕС. Не то чтобы я отрицательно относился к самой идее независимости, просто я исходил из того, что независимость должна провозглашаться при соблюдении международных договоренностей, в частности положений Заключительного Акта Хельсинки, а также Парижской хартии для новой Европы. По моему убеждению, другой вариант -- провозглашение независимости под давлением националистических сил -- вряд ли можно приветствовать.

Ясно, почему немцы придерживаются иной позиции: дело в том, что Словения и Хорватия в свое время входили в состав Австро-Венгерской империи. Помимо немецкого влияния они испытывали на себе воздействие римской католической церкви, Ватикана.