– Я ж ее сначала убедил. Заговорил ее, помните? Она у меня ручной стала. Потом как опомнилась: бодать захотела. Меня, Надю, ребят… Ну, от этих шуток я ее быстро отвадил. Так она моих коз перебодала. Они сами теперь дурные. Она не жрет, не пьет – откуда только силы берутся? – и их на голодовку подбила. Только затихать начала, и вот те раз, вас сегодня встретила. Как бы всё по новой не началось… Ладно, пойдем молока дам, – он встал. – Идем, покажу, как у меня всё устроено, – крепко взял Лену за локоть, повлек по бетонной площадке, напоминавшей летное поле аэродрома, с огородом по краям. – Там мои покои. Мой подъезд, я один туда хожу… Никто туда… У меня там всяко-разно… Чучела зверей сам набиваю!
Лена хотела вырваться, но настойчивая речь завораживала, подчиняла, и она шла за ним к крыльцу.
– Что вы хотите? – заколдованная, она ощущала себя не только податливой, но и откровенной.
– Дом показать.
– Нет, другое…
Она попыталась притормозить, он заглянул ей в глаза:
– Лена, всё в радость будет…
Он нежно сложил в куриную гузку жирные губы с верхним ободком светлой щетинки. Лена заметила, как в окне вспорхнули занавески, мелькнула соломенная голова.
– У вас дети. Я не могу. Я не хочу.
– Приятное… Я приятное сделаю. Я умею… Такое… Такое-сякое… – похотливый бубенец звякнул в его горле.
– У вас жена. У меня муж… – Они подошли к крыльцу, крашенному в рыжий. – Муж у меня.
– А он что, без греха? Про Райку весь поселок знает.
– Какую Райку? – Лена встряхнула головой, как недавно Ася, за секунду почувствовав себя рогатой. Вырвала руку с животной силой, так, что он не удержал. – Врать зачем?
– Кто врет-то?
– Ты чего мелешь, врун несчастный?
– Я вру? – В его горле зазвякали сразу несколько недобрых бубенцов. – Райка магазинная мужа твоего поминала. Нормальный, говорила, но подкаблучник. Да он к ней год уже не ходит. На другую, видно, перешел. У ней теперь хахаль – таксист с Зеленки.
– Пошел ты на х…, – сказала Лена, с ненавистью оглядывая, словно взвешивая, всего лесника.
– Да мне посрать и на тебя, и на твоего мужа. Козу забирай и иди отсюда!
– Зарежь ее! Мне она не нужна!
Лена промчалась по бетонной площадке, точно собираясь взлететь, стремительно выдернула увесистый деревянный засов, почему-то в лихорадке открывая вместо калитки ворота.
– Ты чо там творишь? – закричал позади лесник.
Из сарая прощально заблеяла Ася.
Лена брела через рощу к железной дороге, ощущая головокружительный вес козьих рогов, или это пятнистая толпа берез мутила разум. Она не могла прямо сейчас прийти домой. То, что Витя изменял ей, было для нее разрядом тока. “Весь поселок знает”, – сказал лесник. А она не знала. Все про нее болтают, а она мудачка… Если это правда, то… “Я подам на развод”. Она не ожидала от себя такой ярости, но была готова немедленно… когтями впиться ему в рожу, поглубже, хорошенько, или… ударить бутылкой. Чтоб ему больно было, чтоб он завыл. Какой ублюдок! Она и не подозревала (ее трясло на ходу, она петляла, тюкалась о стволы), что он ублюдок. Ложился с ней после этой… “Разведусь. И при Тане всё скажу, кто он есть”.
Она тысячи раз, из года в год видела пергидрольную Раю (бывало, и вместе с Витей в магазин заходили). Да, то-то продавщица с ней странно разговаривала, поглядывала с издевкой… В очереди столько раз стояла к кассе, а люди всё знали, перемигивались, но Лена не подозревала… Господи, а теперь как в магазин пойдешь?
Она вскарабкалась по насыпи, осыпая гравий, пересекла пути и попала в лес.
Обняла первую встречную сосну, прижалась лбом, вдыхая вязкий смолистый дурман.
Нет, она всегда была уверена в Вите. Всегда. Она всегда считала: он – ее от начала и до конца, и это ей давало силу. Он полностью ее, а она для него единственная. Выходит – всё не так. Или, может, лесник нарочно всё придумал, чтобы к ней подъехать? Спросить у Вити? И что? Если обманывал, обманет и сейчас. Он ей врал с самого начала. Ему прописка была нужна и обслуга. А ревность его – вранье. Для отвода глаз или просто издевался. Лена не ждала от себя, что ей станет так плохо. Подбородок кольнуло что-то мелкое и острое. Она потрогала ствол ладонями: удивительно, он был весь испещрен застрявшими в нем непонятными железными осколками.
Сзади загрохотало. Она обернулась. Смотрела на поезд дальнего следования: окна, окна, окна, шторки, бутылки воды, прилипшие лица, желтые буквы: “Москва – Пермь”.
Лена вдруг вспомнила.
“Москва – Пермь”. Это она проносилась мимо себя, молодая, в купе, где сидели двое, барабанщик Женя и майор Вадим, с которым…
Поезд исчез: над железной дорогой колыхалась, оседая, красноватая пыль вперемешку с гаснувшим гулом.
Лена снова пересекла пути и медленно пошла домой.
Как же ее сразу не навестила эта свежая мысль: если она ему изменяла, почему он должен быть лучше нее?