Зная характер и повадки этих птиц, я и не рассчитывал на скорую и легкую удачу. Надо было бы пораньше начать «охоту», пока они были голодны, да густой морозный туман задержал наш выезд часа на полтора. Тем не менее жаворонков нашли быстро: они в эту пору в своих местах по одному, по двое чуть ли не на каждой автобусной или трамвайной остановке живятся. Тот, кто не знаком с их поведением, но знает самих, уверен, что не стоит никакого труда сфотографировать любого из них чуть ли не на заказ. На самом же деле не только сфотографировать, но и покормить симпатичную хохлатую бестию непросто. Жаворонок, бегая буквально под ногами прохожих, едва сторонясь колес автомобилей и спокойно стоя в полуметре от рельса, по которому катит грохочущий трамвай, лишь кажется доверчивым и беспечным – хоть в руки его бери. Он мгновенно ловит не только направленное к нему движение, но и любой беглый взгляд. Ни на секунду не теряет птица бдительности, и никогда никто не застанет ее врасплох: ни человек, ни кошка, ни залетевший в город ястреб- воробьятник – или убежит, быстро семеня ножками, или перелетит на другую сторону улицы, а то – и к следующей остановке, а высыпанные для нее крошки мигом склюют воробьи и голуби. От брошенной в ее сторону щепотки проса или семечек улетает, как от дробового заряда. Эта сверхосторожность годами не позволяла мне сделать ни одного хорошего снимка, но на этот раз была надежда, что погода заставит птиц быть покладистее: чем холоднее, чем больше снега, тем смелее ведут себя хохлатые жаворонки на улицах и дорогах. Надежда-то была, однако полной уверенности, что перехитрим мы, а не нас, не было.
…Похоже, что нам встретился холостяк-одиночка. Другой птицы близко не было. Обычно хохлатые жаворонки и зимой держатся семейными парами. Хотя они и не проявляют такой трогательной взаимной привязанности, как летом (порой их сдержанность даже похожа на отчуждение), но они неразлучны. Чем легче с кормом, тем они держатся ближе друг к другу, и, напротив, чем скуднее, тем дальше уходят или улетают друг от друга, поддерживая связь только голосами, еле слышными в уличном шуме.
Распушив перо, поставив торчком острый хохолок, жаворонок шел по тротуару, неспешно уворачиваясь от ног редких прохожих. Временами он останавливался и поджимал то одну, то другую ногу или продолжал идти на одной, подпираясь полураспущенными крыльями, словно калека костылями. Снимать надо было из машины, и не только потому, что свирепый мороз сразу же останавливал камеру, но и чтобы не насторожить и не спугнуть хохлатого пешехода. На ходу снимать нельзя: весь асфальт в ледяных буграх и шишках, машину качает даже на самой малой скорости. А нам нужен не просто удачный кадрик, а цельный кусок на минуту или хотя бы секунд на сорок. Остановить машину – он уходит. Нужно было в нужном месте остановить его. Была бы в кармане щепотка хлебных крошек, семячек или пшена, я сумел бы подвести его к съемочной площадке, как профессионального артиста. А тут еще операторы (кино- и звуковик) начали нервничать: ноги в легких ботиночках стали зябнуть, а от ног и сами дрогнуть стали. Одеться-то надо было, как на серьезную зимнюю охоту, а не как на легкую, короткую прогулку.
Что делать? Найти другого жаворонка было нетрудно, да и с ним было бы не легче. А наш тем временем свернул за угол, а за углом во весь первый этаж магазин: МОЛОКО, СОКИ, СЫРЫ, БАКАЛЕЯ, ХЛЕБ.
– Подождите, ребята, сейчас все будет, как в студии, – и бегом в этот магазин. Подошел к хлебным стеллажам, смел с двух полок крошки, смахнул их на ладонь, руку – в карман и – к выходу. У касс немного замешкался из-за длинных очередей. Показал, что ничего не покупал, сдал пустую корзину, и меня пропустили. А в дверях кто-то трогает за рукав и говорит тихонько: «Дяденька, вот возьмите». За спиной стоит девушка-продавщица и смущенно протягивает теплую шестикопеечную, бывшую «французскую» булку. Рука против воли взяла подаяние и опустила его в тот же карман. Успев сказать «спасибо», – бегом к машине.
А жаворонок ушел. Он, пока я добывал для него крошки, шагал и шагал, легкий на ногу, спрыгнул на обочину и вошел в тень высоченного дома на восемь подъездов. Это когда же он все их прошагает, чтобы снова на солнышко выйти?! Подгонять рискованно: может улететь; ждать – тоже, потому что света и так мало: солнце уже книзу пошло. Проехали вперед до удобного места, я насыпал на пути жаворонка немного крошек и постоял возле, чтобы не сразу уличным воробьям достались. А они уже все увидели и дожидаются на ветках молоденькой липы, когда отойду хотя бы на шаг. «Артист» не спешит, а я понемногу начинаю сомневаться в успехе и испытывать неловкость перед спутниками. Чтобы как-то сгладить их недовольство, достаю еще не остывшую булку, делю ее на всех и рассказываю, как она мне досталась. А тут и жаворонок на солнце вышел. Простодушно и деловито шел он прямо к корму. Сейчас зажужжит камера, и все будет готово.