А тем временем Юдит Альдосо ждала меня там.
Конечно, она была не особо разговорчива, когда я вернулся домой и мы встретились снова. Она взяла мой плащ, мою шляпу и перчатки, и одарила меня вежливой, сдержанной улыбкой, которой полагается одарить молодого хозяина дома, когда он вернется после длительного отсутствия: формальная улыбка, которую дарит служанка. Я обратился к ней вежливо, спокойно улыбнулся. Едва не похлопал ее по щеке, как добродушный отец...Семья ждала меня. Юдит ушла со слугой готовить обед в честь возвращения блудного сына. Все сияли от радости, как и я, поскольку я рад был наконец-то оказаться дома.
Мой отец в том году удалился от дел, и я взял на себя управление фабрикой. Я уехал из дома, снял виллу на склоне холма за городом. Теперь с семьей я виделся редко, мог не видеть Юдит по несколько недель. Через два года отец умер. Мать съехала из большого дома и уволила старый персонал. Только Юдит она забрала с собой, к тому времени Юдит уже была де-факто экономкой. Я навещал мать раз в неделю, приходил по воскресеньям на обед, и тогда виделся с Юдит, но мы никогда с нею не разговаривали. Наши отношения были исполнены вежливой теплоты. Иногда я называл ее более фамильярно 'Юдитка', 'Юди', с добродушной, слегка покровительственной доброжелательностью. Так разговаривают с еще молодой, но быстро стареющей незамужней женщиной. Да, был момент в далеком прошлом, один безумный случай, когда мы поговорили обо всем, о таких вещах, по поводу которых потом можно лишь улыбнуться. Молодость, глупость. Вот что я думал каждый раз, когда вспоминал об этом, вот как я решил это воспринимать. Всё было на своем месте, всё было так, как должно быть. И вот я женился.