2 000 000 километров до любви. Одиссея грешника

Вернувшись в монастырь после блуждания по рисовым полям, я решил, что буду стойко переносить все колкости, отпускаемые в мой адрес окружающими. У меня не вырисовывалось новой цели, и потому я решил продолжать жить по законам буддийской обители. А дальше неожиданно попал в новую для меня страну и получил неожиданный, но очень важный опыт.

Впрочем, расскажу все по порядку.

Благодаря полученному мною во время чтения Евангелия утешению и ободрению я научился различать недружелюбие монахов и полезные плоды, которые, как мне тогда казалось, дает буддийская медитация. В тот момент я был убежден, что мне следует оставаться в Таиланде в общине Аджана Ча до конца своих дней. Я надеялся, что, возможно, к старости наконец обрету покой, любовь и познаю самого себя.

Однако я вовсе не собирался все время неотлучно проводить в монастыре. Мне представлялось, что очень важно познакомиться с тем, как устроена жизнь в разных городах и странах. Но разве для этого требуется отказываться от монашеского призвания? Ведь могу же я, в конце концов, покидать монастырь и не окунаться в мирскую жизнь так, как это произошло во время моей первой долгой отлучки в Бангкок.

И я решил, что иногда буду путешествовать. Больше всего мне запомнилась поездка в один из уникальных уголков планеты, где святость будто разлита в воздухе и в то же время напряженность противостояния между представителями разных религий предельно остра. Речь идет об Израиле.

Началось все с того, что меня пригласила в гости моя добрая знакомая по имени Эдит. Мы с ней начали общаться еще в Гамбурге, когда она пела в бит-группе. Потом она вышла замуж за израильтянина и переехала в Тель-Авив. Все эти годы мы поддерживали связь (правда, с перерывами). Эдит не раз звала меня приехать в Израиль. Неожиданный импульс подсказал мне — пора.

Во время этой поездки Неведомый Бог снова послал мне знамение. Вначале я не мог толком объяснить самому себе, зачем я еду. Я был невысокого мнения об иудаизме. Его постулаты казались мне сплошным законничеством, сходным с христианством, к которому я по-прежнему относился с подозрением. Если бы меня тогда спросили, что мною движет, возможно, я ответил бы, что хочу восполнить недостаток духовного знания в малознакомой пока области. Если новый опыт окажется негативным или никчемным, я просто зачеркну его, забуду о нем. Однако теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что тогда меня вела в Израиль не только и не столько моя воля, сколько зов Кого-то Высшего.

По прибытии в Тель-Авив у меня возникло непреодолимое желание снова бросить вызов смерти. Тяга к таким «провокациям» всегда жила в моей душе. Эдит уехала из страны на пару недель и оставила мне свой маленький автомобиль Citroën. Без колебаний я направил машину в самую опасную зону — на границу Ливана, Сирии и Израиля. Я проехал через город Акко, затем повернул в сторону Ливана и проехал сто километров вдоль границы, отмеченной колючей проволокой. Вдоль нее стояли рядами танки камуфляжной окраски. Очень скоро я достиг Голанских высот. Израильские солдаты с автоматами наперевес несколько раз настоятельно рекомендовали мне поворачивать назад. Они предупреждали, что с другой стороны границы военнослужащие сирийской армии могут без предупреждения открыть огонь по любой движущейся цели. А у моей машины были яркие желтые израильские номера. Сердце у меня учащенно билось, но мне хотелось ехать дальше не останавливаясь. Я желал снова подвергнуть себя испытанию на уязвимость, почувствовать свою смертность, пройти по лезвию бритвы. В какой-то момент проезжая дорога оборвалась, дальше вели лишь танковые колеи. Я пробирался через непроходимую грязь и кусты, без карты, но не отъезжая далеко от ограждения с колючей проволокой. Всякий, глядя со стороны, гадал бы, зачем все это: так мог вести себя либо упрямый провокатор, либо простодушный глупец. Но я считал: умру так умру. Я во всем и всегда шел до конца.

Мне хотелось узнать границы своей способности сопротивляться смерти, даже если в ходе этой проверки я мог погибнуть.

В конце концов я приехал в город Кунитра на Голанах. Он был недавно стерт с лица земли войной. Остались лишь руины и жившие в них призраки. Развалины напомнили мне картины из детства, когда после войны маленький вечно голодный Клаус играл среди разрушенных городов и пил воду из луж после дождя. В какой-то момент меня охватил ужас. Видимо, это был естественный страх смерти — нормальное чувство, инстинкт самосохранения, которого мне часто не хватало. Кошмары войны пробудили его. Я сел в машину и на огромной скорости помчался прочь из этого мертвого города, подальше вглубь страны, где можно было чувствовать себя в большей безопасности. По шее струился холодный пот. Я направился прямиком в Иерусалим.