Читаем 2 000 000 километров до любви. Одиссея грешника полностью

В те времена, когда я в качестве неофита только постигал азы христианства, мне приходилось сталкиваться и с трудностями. Один из самых тяжелых моментов я пережил в праздник Пятидесятницы через пару лет после обращения к вере. Мы с двумя знакомыми верующими женщинами, Мэйди и Приской, отправились в большое путешествие на большом Peugeot Мэйди. Нам предстояло проехать более тысячи километров, чтобы добраться до городков Лизо и Байо (Lisieux, Bayeux) в Нормандии. Там мы собирались встретить праздник схождения Святого Духа среди бездомных и бродяг, которые приезжают в эти места со всей Франции. Это своеобразное сборище так и называлось — Pentecote des Pauvres, то есть «Пятидесятница бедных», и на него съехалось более пяти тысяч человек: бродяги, наркоманы, люди, принадлежащие к социальным низам. Все они могли получить утешение от Иисуса Христа, ободрение от братьев, а также миску супа и кусок пирога от волонтеров в придачу. Предполагалось, что я выступлю перед этим необычным собранием. Мне сказали, что о времени моего выхода на сцену меня предупредят заранее.

Гуляя по кампусу, я познакомился с Даниэлем Анжем, автором многочисленных христианских книг. Я как-то слушал его речь в Страсбурге, и она произвела тогда на меня большое впечатление.

— Здравствуйте, Даниэль! — приветствовал его я. — Мне так приятно видеть вас здесь. Мне есть чему у вас поучиться.

— Нет, Клаус. Если уж кто-то и должен учиться, то это я у вас!

Это был действительно очень скромный человек. Мы некоторое время беседовали с ним. А потом меня позвали ставить палатки.

Небо сияло голубизной, солнце ярко светило. Я был счастлив, что приехал в Нормандию, и радовался, что мне удастся обратиться со сцены ко всем «бедным людям».

Впрочем, настроение у меня быстро изменилось.

Наш Господь не любит теорий, Он — практик. Во всяком случае, я это хорошо усвоил на своем опыте. Я всегда стараюсь концентрироваться на реальном, живом опыте, а не на отвлеченном знании.

И в тот раз Господь особо позаботился о том, чтобы «Пятидесятница для бедных» не стала праздником в мою честь. Как только мы поставили палатки, Мэйди сообщили печальную новость — у нее умер отец. Ей нужно было срочно возвращаться в Швейцарию, но она была так потрясена случившимся, что не могла сесть за руль. Приска взялась отвезти ее обратно. Они уехали, и без них я вдруг почувствовал себя совершенно одиноким и неприкаянным.

А тут и погода изменилась: налетели тучи, полил дождь. Поле, на котором мы разместились, быстро превратилось в топкое болото. Добраться от одной палатки к другой было трудно, и я практически ни с кем не общался, если не считать короткого разговора с Даниэлем Анжем в самом начале.

Кроме прочего, надо было подумать и о том, как я выберусь отсюда — без Мэйди и ее машины уехать было проблематично. Я нервно ждал, когда меня позовут к микрофону. Может, после выступления мне будет проще завести здесь с кем-то знакомство?

Вся моя одежда отсырела, и я, грязный и мокрый, от нечего делать бесцельно слонялся по кампусу, высоко поднимая ноги, чтобы перешагнуть через лужи.

Однако никто не спешил приглашать меня на сцену. Организаторы, казалось, совсем забыли о моем существовании, отчего я чувствовал себя еще более несчастным. Никто мной не интересовался и не собирался приветствовать меня бурными аплодисментами. За все четыре дня мне ни с кем не удалось толком переговорить. Почему-то люди сторонились меня, как зачумленного. Мне было очень горько. Почему меня все игнорируют? Почему мне так одиноко? Я был готов приложить усилия, чтобы не оставаться в изоляции, однако, когда Бог с какой-то целью помещает тебя в определенные обстоятельства, противостоять Ему своими силами не так уж легко. Вдобавок ко всему в один из вечеров я еще и опоздал на ужин, поэтому остался голодным. В мокрой палатке нашелся открытый пакет молока. Глотнув из него, я почувствовал на языке нечто клейкое и твердое. Это были утонувшие в молоке улитки! Какая гадость! Отплевываясь, я вдруг подумал, что вообще-то весь этот «реквизит» вполне соответствует жанру «праздника для бедноты». И я на собственном опыте могу ощутить, каково это — быть нищим и несчастным. А ведь и Иисусу Христу довелось пережить то же самое…

И только осознав смысл преподанного мне урока, я смог преодолеть всеобщее отчуждение. И меня вдруг перестали обходить стороной, как прокаженного. И я ощутил, что всех нас, здесь и сейчас, просто накрывает единая волна любви. Она объединяет хиппи, студентов, панков, монахов и монахинь, инвалидов, солидных дам из состоятельных семей, людей, обезображенных болезнью… в общем, всех нас, вместе составляющих народ Христов! В тот момент я почувствовал себя единым со всеми — и был счастлив.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное