2 000 000 километров до любви. Одиссея грешника

Если бы запрет на обжорство и переедание вошел в десять заповедей, возможно, граждане западных стран (особенно США) не столкнулись бы с такой серьезной проблемой, как ожирение. Жир утяжеляет не только тело — он мешает работе ума. Страдающие лишним весом готовы выложить любые деньги, только чтобы похудеть, но зачастую им не приходит в голову сделать самое простое — распрощаться с вредной привычкой мести со стола все, что на нем стоит. В то время я принадлежал к Церкви, которая не требовала, чтобы ее члены постились. Это не было частью духовной дисциплины, и все же я стал задумываться о том, что пост был бы мне полезен. Началось все тогда, когда меня пригласила на ужин одна моя старая знакомая, отличный кулинар. Дело было в Чистый Четверг. В тот вечер я ужасно объелся и чувствовал себя плохо. Далее шла скорее работа подсознания, чем сознания: разум все еще не принимал идеи поста. Но на следующее утро, в Страстную Пятницу, я вдруг решил, что ни разу не подойду к холодильнику. Ну, хотя бы обойдусь без завтрака. Так начался день, и мне удалось воздержаться от еды до самого его конца.

Мне очень важно было доказать самому себе, что я действую так не из эгоизма и себялюбия, иными словами, не ради того, чтобы похудеть и лучше выглядеть, — а ради Христа. И вот впервые в жизни я дал обет, что не прикоснусь к еде в течение двадцати четырех часов. Я никогда не пробовал столь долго воздерживаться от пищи, так что сама мысль о суточном посте вызвала в моей душе некоторый страх. Дальше передо мною встал выбор: меня пригласили на пасхальный выезд — с вечера пятницы до воскресенья. Это было нечто вроде молодежного лагеря в городе Билль^[19] в получасе езды от моего дома. Люди, у которых я должен был остановиться на это время, не практиковали поста. А значит, мне предстояло столкнуться с искушениями.

Оставалось надеяться, что я с ними справлюсь.

Явившись в библейский лагерь, я уже чувствовал себя утомленным. У меня болела голова, и временами накатывал страх. Чтобы вид еды не смутил меня, я ушел из столовой, в то время как остальные участники весело поужинали вместе. Далее меня ждал сюрприз: на вечерней встрече объявили, что на следующий день, в Великую Субботу, будет общий для всех пост, который начнется сразу после завтрака. Я был шокирован этой новостью и сначала решил, что я не выдержу еще одного дня без еды. С другой стороны… если как следует поесть за завтраком, то, может, можно попоститься еще? Всю ночь я ворочался, страшась наступления Великой Субботы. Меня терзал голод и мрачные мысли. Мне казалось, что я не справлюсь, не добьюсь поставленной цели и наверняка умру от истощения. Мне оставалось лишь мобилизовать всю свою выдержку и молиться: «Господи, подскажи, нужно ли мне еще одни сутки выдерживать пост? Да будет на все Твоя воля». Настало утро, время завтракать, а ответа я так и не получил. Я сел за стол, ощущая волчий голод. М-м-м! Нос учуял аромат какао. Я намазал хлеб маслом и положил его на тарелку. Этого пока достаточно: после тридцати шести часов без еды, наверное, не стоит сразу наедаться.

В этот момент подошел Дэнис, один из организаторов, и попросил нас срочно провести дополнительную репетицию хора. Дело в том, что мы должны были петь на службе, которая начнется через час. Ну, ладно, что же делать, бутерброд подождет. Я встал и присоединился к хористам, хотя петь мне не особенно хотелось. После этого я первым вернулся за стол, готовясь проглотить наконец свой завтрак. Тут Уолле, инвалид, прикованный к постели, попросил зайти к нему в комнату, чтобы кое-что обсудить.

К этому парню я испытывал большую симпатию, поэтому, повинуясь естественному порыву, опять оставил свою тарелку и ушел. Уолле попросил, чтобы я выступил перед церковной общиной и спел под гитару. Эта просьба застала меня немного врасплох, я не собирался солировать, однако согласился из уважения к Уолле. Во время нашего короткого разговора мне хотелось только одного: вернуться в столовую, где все остальные уже наслаждались завтраком. Но что это? Кто-то уже сидит за моим столом и ест мой хлеб с маслом. Ничего себе! Как он посмел? Он что, не видел, что место занято? Но, присмотревшись, я понял, что мой завтрак поглощает не кто иной, как Руди — мой добрый приятель, который действительно не мог заметить, что это чужая тарелка, потому что он слепой. Руди пришел позже остальных и сел на единственное свободное место — то есть на мое. А больше мест не было: Лизи, отвечавшая за кухню, просчиталась и накрыла на двадцать четыре человека, а не на двадцать пять, как было положено. Так что я остался за бортом. Тут я начал понимать, что происходит и к чему была вся эта утренняя суета. Спасибо Иисус, что Ты подал мне знак! Теперь все ясно. Но сегодняшний день мне удастся пережить только с Твоей помощью.