Те, кто может распознавать тайны судьбы, знают, что когда счастливая рука навеки избранного украшается печатью верховной власти, а державное чело возвеличивается венцом Халифата, лучи славы озаряют лик его успеха. Одним из удивительных предзнаменований и небесных знамений в это время, касавшихся Его Величества, Царя Царей, было следующее. Когда мирза Аскари прибыл в царский лагерь и повел себя неподобающим образом, Мир Газнави и Махам Ага26 принесли к нему на плечах славы и в сердце безопасности Его Величество, Царя Царей. Хотя мирза встретил его с радостным выражением на лице и неискренней улыбкой27, Его Величество, уже тогда являвший собою кладезь совершенств зрелого человека этого мира, несмотря на свой нежный возраст, не улыбнулся в ответ (шигуфта). Сдержанность духа была проявлена на его челе. Мирза изменил свой тон28 и сказал: «Сразу видно, чей это ребенок. Почему он должен ликовать при виде нас?» С шеи мирзы свисало кольцо на красной ленте, и через какое-то время ребенок совершенно по-детски — нет! нет! направляемый рукой Провидения — потянулся к ленте и попытался ухватить ее. Мирза немедленно снял со своей шеи ленту и отдал ее Его Величеству, Царю Царей. Проницательные сразу же увидели в этом благоприятное предзнаменование того, что в будущем печать верховной власти и перстень владычества будут носить имя Его Величества, и вода, истекающая из Божественного источника щедрости, обратится в реку. Оттуда Его Величество Шахиншах отправился, хранимый Божьей помощью, в сопровождении мирзы Аскари в Кандагар. От чела Его Величества, стоял он или сидел, спал или бодрствовал, исходили лучи величия и водительства и струился свет Божественного знания. По дороге Коки Бахадур, один из доверенных людей мирзы Аскари, подъехал к верблюжьему паланкину Его Величества (Акбара) и сказал Миру Газнави, что если тот доверит ему принца, он отвезет его к царю. Мир ответил, что если царь сам не взял его, то, очевидно, была причина, по которой он оставил его здесь; кроме того, он не смеет [решать этот вопрос самостоятельно] без высочайшего соизволения. Бахадур сказал: «У меня родилось жела-194 ние служить Его Величеству, и потому пришел я в сии печальные времена исполнить [данное намерение]. Мне хотелось сослужить эту службу, и теперь, коли вы не возвысили меня этим благословением, прошу
дать мне какую-либо вещь Его Величества, Царя Царей (Акбара), которую я мог бы передать Его Величеству [Хумаюну]». Мир Газнави дал Бахадуру шапку29 Его Величества, венец луны благополучия, и, таким образом, возвысил его.
Мирза Аскари доставил Его Величество, Царя Царей, в Кандагар 18 рамадана 950 г.х. (16 декабря 1543 г.) и определил его в крепости недалеко от себя. Махам Ага, Джиджи Анага и Атка-хан были навеки осчастливлены служением ему и устремились к свету его благочестия. Мирза передал сего питомца судьбы, растущего под сенью Божественной защиты, своей жене Султан бегим30, и эта вершина чистоты, благодаря присущей ей неиссякаемой мудрости, преданно и с любовью заботилась о нем. На первый взгляд, она лишь присматривала за ним, но на самом деле пребывала рядом с абсолютом света, и, таким образом, была освещена им, и день за днем созерцала всё возрастающий ореол (фарр) величия, изливавшийся со светлого чела сего благословения мира.
Дурные мысли в отношении того, кого поддерживает Аллах и в ком живет свет, питаемый Им, могут привести лишь к добру, и из противоречий не может выйти ничего, кроме пользы и выгоды. Таким образом, Предвечное Провидение заботилось о нем в то время, когда за его нужды должны были отвечать отцовское расположение и материнская любовь (такаффул-и-мухиммат), а сам он находился в руках своих смертельных врагов, — чтобы основание верности проницательных подданных державы мудрости могло еще более упрочиться, а в руки недальновидных и ограниченных людей попала путеводная лампа, и знамения Божественной бдительности и Небесного покровительства могли быть открыты и другу, и врагу. Я слышал из священных уст Его Величества, Царя Царей, следующее: «Я прекрасно помню, что произошло, когда мне был один год, и особенно то время, когда Его Величество Джаханбани отправился в Ирак, а меня привезли в Кандагар. Мне исполнился тогда один год и три месяца31. Однажды Махам Анага, мать Адхам-хана (которая всегда заботилась об этом питомце судьбы), сказала мирзе Аскари: «Существует тюркский обычай32, заключающийся в том, что, когда ребенок начинает ходить, отец, или дедушка, или кто-либо другой, заменяющий их, снимает свой тюрбан и ударяет им ребенка,
195