2. Щит и меч. Книга вторая

Но едва сознание возвращалось к нему, как он начинал думать о Зубове. Думать тоскливо, с тревожным отчаянием, страдая оттого, что не может предотвратить грозящую Зубову опасность. И эти страдания еще больше усиливали муки, причиняемые тяжелой контузией, — раны от осколков гранаты заживали благополучно.

71

В тот день, когда началась операция по освобождению заключенных из подземного концлагеря, Генрих и Вилли Шварцкопфы, одетые в парадные мундиры, пробирались среди развалин рейхсканцелярии — они шли поздравить фюрера с днем рождения. Прием для самых приближенных к Гитлеру лиц был назначен в подземном бункере.

Привести с собой племянника Вилли Шварцкопфу предложил Кальтенбруннер, надеясь, что фюреру, возможно, будет приятно вспомнить, как однажды силой своего гипнотического взгляда ему удалось «усыпить» этого молодого человека.

Перед выходом из дома Вилли подошел к зеркалу и тщательно осмотрел себя, а потом как бы примерил несколько улыбок, выбирая, какую изобразить на лице, когда он будет приветствовать фюрера. Ожидая дядю, Генрих небрежно проглядывал бумаги у него на столе. На одной из них он прочел:

«Главному административному правлению СС.

Берлин — Лихтенфельде — Вест

Докладываю о том, что строительство крематория III закончено. Таким образом, все крематории, относительно которых был издан приказ, построены.

Производительность имеющихся теперь крематориев за сутки работы:

1) Старый крематорий I. 3х2 муфельных печей — 340 трупов.

2) Новый крематорий в лагере для военнопленных II. 5х3 муфельных печей — 1440 трупов.

3) Новый крематорий III. 5х3 муфельных печей — 1440 трупов.

4) Новый крематорий IV — 768 трупов.

5) Новый крематорий V — 768 трупов.

Итого: 4756 трупов в сутки».

К докладной был подколот счет фирмы «И.А. Топф и сыновья» (Эрфурт):

«Смета расходов:

Цена печи — 25 148 рейхсмарок, вес — 4637 кг. Цена указана франковагоны, отгружаемые со станции.

По доверенности «И.А. Топф и сыновья»: Зендер, Эрдман, 50001/0211».

Протягивая Вилли эти бухгалтерские документы хозуправления СС, Генрих сказал:

— Ну что ж, скоро нам всем придется расплачиваться по этим счетам!

Вилли недовольно буркнул:

— Это старые бумаги, я приготовил их, чтобы уничтожить.

— Как улики? — спросил Генрих.

Вилли сказал хмуро:

— Я тут ни при чем. Мне приказывали, и я делал заказ, наблюдал за стройкой, платил деньги. — Добавил: — Я честный человек, и никто не посмеет упрекнуть меня, что я брал комиссионные с тех фирм, с которыми имел дело, хотя в коммерческом мире это принято.

— Так почему же вы решили уничтожить эти документы?

— Я еще подумаю, стоит ли. Пожалуй, они могут пригодиться в качестве характеристики моей добросовестности.

— А кому нужна будет такая характеристика?

— Знаешь, — сердито сказал Вилли, — что бы там ни было, фирмы и концерны, с которыми я имел дело, в любом случае не прекратят своего существования. Так было в прошлую мировую войну, надеюсь, то же будет и теперь. Значит, Вилли Шварцкопф может рассчитывать на должность управляющего в одной из тех фирм, с которыми он имел деловые контакты и при этом зарекомендовал себя с самой лучшей стороны.

— Вы верите в свое будущее, дядя?

— Да, конечно, пока западный мир остается таким, каким он был и до фюрера и каким будет после него. Когда окончится эта шумиха с победой над нами, западным державам придется раскошелиться, чтобы восстановить нашу мощь и снова нацелить ее против Советского Союза.

— Однако вы оптимист, и нервы у вас железные.

— Конечно, — самодовольно согласился Вилли. Хмыкнул презрительно: — Я не Лансдорф. Это он застрелился, как истеричка, когда кто-то из подчиненных доложил ему, что один из его любимцев — якобы советский разведчик.

— На кого же пало подозрение? — поинтересовался Генрих.

— Неизвестно. Лансдорф сжег все бумаги. Слишком уж он кичился своим недосягаемым, как ему казалось, для простых смертных мастерством читать в чужих душах. Готовил мемуары, где изобразил себя как звезду первой величины в германской разведывательной службе. И, наверно, не захотел, чтобы его мемуары оказались подпорченными. Вот и застрелился из авторского тщеславия и старческой болезненной мнительности.

— Значит, никакого советского разведчика не было?

— Конечно. Обычный донос незадачливого сотрудника, ревнующего к преуспевающему.