Он пытался объяснить, что его, врага священников и королей, обвиняют как участника заговора Казотта[332]
против конституции и в том, что он десятого августа присоединился к защитникам Тюильри[333]. Недостойная клевета! Все дело в том, что его ненавидит Любен, тот самый Любен, бывший мясник, которого он сто раз собирался поучить палкой, как надо отвешивать говядину! А теперь он председатель секции той самой улицы, где была его лавка.Произнеся это имя приглушенным голосом, он вдруг закрыл лицо руками, ему почудилось, что перед ним стоит сам Любен. И действительно, на лестнице послышались чьи-то шаги. Г-жа де Люзи закрыла дверь на задвижку и втолкнула старика за ширмы. В дверь постучали, и г-жа де Люзи узнала голос своей кухарки, кричавшей, что надобно отпереть калитку, — дескать, городские власти вместе с национальной гвардией пришли произвести обыск.
— Они говорят, — прибавила девушка, — будто в нашем доме прячется Планшоне. Я-то хорошо знаю, что вы не пожелаете укрывать такого злодея! Но они мне не верят.
— Ну, что ж, пусть войдут! — спокойно крикнула г-жа де Люзи. — Пусть обыщут весь дом, с погреба до чердака!
Бедняк Планшоне впал в обморочное состояние, услышав из-за ширмы этот диалог, и мне стоило большого труда привести его в чувство, смочив виски водою.
— Мой друг, — тихо сказала г-жа де Люзи старику, когда он пришел в себя, — доверьтесь мне. Помните, что женщины хитры.
Затем она немного выдвинула из алькова кровать, сняла с нее одеяло и, с моей помощью, положила лежавшие на ней три матраца так, что у стены образовалось небольшое пространство между верхним и нижними матрацами.
В то время как она спокойно занималась этими приготовлениями, на лестнице раздался топот ног, обутых в башмаки и сабо, стук ружейных прикладов, послышались хриплые голоса. Для нас троих то была ужасная минута; но вскоре грохот раздался над нашими головами. Мы поняли, что отряд, под предводительством кухарки-якобинки, обыскивает прежде всего чердаки. Потолок трещал, слышались угрозы, хохот, удары ног и штыков о переборки. Мы вздохнули свободнее, но нельзя было медлить ни минуты. Я помог Планшоне втиснуться в узкое пространство между матрацами.
Глядя на нас, г-жа де Люзи качала головой. Развороченная постель имела весьма подозрительный вид.
Она попробовала оправить ее, но это ей не удавалось.
— Придется мне самой лечь в постель, — шепнула она.
Она посмотрела на часы — было семь часов вечера. Лечь спать так рано? Правдоподобно ли? Сказаться больной? Нечего было и думать об этом: кухарка-якобинка раскрыла бы ее хитрость.
Она колебалась несколько секунд; затем спокойно, с величественной простотою разделась в моем присутствии, легла в постель и приказала мне снять башмаки, камзол и галстук.
— Вам придется быть моим любовником, и пусть они нас накроют. Когда они явятся, вы якобы не успеете привести в порядок свой костюм. Вы откроете им дверь в одной куртке[334]
с растрепанными волосами.Приготовления наши были закончены, когда отряд муниципальной гвардии, с ругательствами и проклятиями, спустился с чердака.
Несчастный Планшоне так дрожал, что сотрясалась постель.
Более того, он задыхался, и его хрип, наверное, был слышен даже в коридоре.
— Как жаль, — прошептала г-жа де Люзи, — а я была так довольна своей выдумкой! Будь что будет! Не станем отчаиваться, и да поможет нам бог!
Дверь задрожала под ударами кулаков.
— Кто там? — спросила Полина.
— Представители народа.
— Не можете ли вы подождать минуту?
— Отпирай! Иначе взломаем дверь!
— Отоприте им, друг мой.
Внезапно каким-то чудом Планшоне перестал дрожать и хрипеть.
Любен, опоясанный трехцветным шарфом, вошел первым; за ним следовало человек двенадцать с пиками. Обводя попеременно взглядом г-жу де Люзи и меня, он вскричал:
— Убей меня бог! Мы вспугнули влюбленных. Простите нас, красавица!
Затем, оборотившись к солдатам муниципальной гвардии, провозгласил:
— Одни только санкюлоты и нравственны!
Но, вопреки своему изречению, он пришел в веселое расположение духа.
Он сел на кровать и, взяв прекрасную аристократку за подбородок, сказал:
— И то сказать, такие губки созданы не для того, чтобы день и ночь бормотать «Отче наш»! Это было бы досадно. Но Республика прежде всего! Мы ищем предателя Планшоне. Он здесь, я в этом уверен. Он мне нужен! Я отправлю его на эшафот. На сей раз мне повезло!
— Ну, что ж, ищите его!
Они заглядывали под диваны и кресла, отворяли шкафы, шарили под кроватью пиками, прощупывали матрацы штыками.
Любен, почесывая за ухом, искоса поглядывал на меня. Г-жа де Люзи, опасаясь с его стороны какого-либо затруднительного для меня вопроса, сказала:
— Друг мой, ты хорошо знаешь расположение дома; возьми ключи и проведи повсюду господина Любена. Я знаю, ты почтешь за удовольствие оказать услугу патриотам.