20 см

Помсанитара всегда был рад чего-нибудь подучиться.

— А что, «внутри» и «снаружи» тоже родственные слова?

— А что вы подразумеваете под «снаружи»? — посмотрел на него Эйнион. — Что вы хотите там увидеть?

— Я не знаю.

Эйнион вздохнул и потянулся к микрофону.

— А вот я бы хотела посмотреть на чёрных муравьёв, — вдруг сказала Палн-а-7д.

— Да! Я тоже, — обрадовался Нерион-1с и благодарно смотрел на свою подругу (он давно уже сокращал бытовавшее в клинике восклицание «ох, уж эта ваша подруга»!» до последнего слова).

— Посмотреть на чёрных муравьев? — повторил Эйнион. — И как вы себе это представляете?

— Ну, допустим, вот я вылезаю из воронки наверх и вижу перед собой такую громадную. гору, а по ней, значит, ползают эти самые чёрные муравьи. Как-то так.

— Вы хотите сказать, что планета может представлять собой пару конусов, повёрнутых основаниями друг к другу, но не совмещённых?

— Да.

— А вдруг они всё же совмещены? И что если это небо над нами… — Эйнион сам не поднимал голову, хотя все невольно посмотрели вверх. — Если это небо не небо, а просто основание их верхнего конуса? Его донце. Допустим, прозрачное. И когда внутри верхнего конуса горит свет, то у нас, внизу, день. А если свет выключен, то у нас ночь. Вот как сейчас.

Все опустили головы, но помсанитара не унимался.

— И что? Пусть планета такая. Пусть один конус на другом, — он поставил один кулак на другой, — но если наш конус погружён в землю, то ведь их-то торчит наружу! — и он выкинул верхний кулак вверх. — Значит, вокруг себя они что-то видят. Но что они тогда видят? Ведь не землю. Какую-то пустоту, да?

— Допустим, пустоту.

— Допустим, пустоту, — продолжал Нерион-1с. — Но их же пустота не такая, как у нас! У них же должно быть пространство! Солнце, звёзды, и они всегда могут смотреть вдаль. Они ведь могут посмотреть вдаль?

— Могут. Или не могут. Или могут. Всё зависит от допущения, что конусы соединены основаниями. А если они просто вложены друг в друга? Их конус в наш. Или наоборот, в этом никакой разницы. И всё то, что нами сейчас воспринимается как земля, грунт, для них это лишь пустое пространство, а то, что видят они…

— Чёрные муравьи всегда здесь? Как! — вскочил на ноги Нерион-1с.

— Лично я это всегда знал, — хрипло проговорил служка и пошевелил палкой угли. Язык пламени осветил его как пророка.

— Вот и разобрались, — впервые за всё время нахождения в клинике Эйнион усмехнулся.

Помсанитара был окончательно сбит с толку.

— Выходит, мне вовсе не стоило перекрашиваться, а надо было лишь выдернуть какого-то чёрного муравья от них к себе?

— Как-нибудь попробуйте, — теперь уже откровенно насмехался учёный.

— Правда что ли?

— Что ли, что ли, — полноценно кивал головой Эйнион.

— Не понимаю. А как же люди? — потрясённый помсанитара повернулся к Крутону.

— Какие люди? Зачем тебе люди? — удивился философ и богослов, а также раскольник, вероотступник и атеист.

XI

— Недавно внучка принесла из детского сада загадку: почему чёрные муравьи чёрные? Ответ: потому что загорелые. А почему красные муравьи красные? Потому что огонь красный.

Сталн и Черн стояли в конце тоннеля, выходящего на свет на отвале пустой породы, которую выбрасывали из тоннеля. Внизу горел факел нефтеперерабатывающего завода. Горел как всегда неровно, с выбросами и протуберанцами. Временами тот или иной протуберанец едва не достигал подножия рукотворной горы. Тогда становилось жарко. А Сталн ещё и курил. Он всегда курил, когда дышал свежим воздухом. Огонь в его трубке слышимо сипел, обнажая красное, словно посыпанное перчинками ядро, и при каждой затяжке выбрасывал вверх перчинки-искры. Черн тоже курил, но сигару, курил губасто и смачно.

— Вот ты не затягиваешься, — всегда подкалывал его Сталн, — потому ты такой и толстый.

— Сигарами не затягиваются, — отвечал Черн, стряхивая пепел. — Сигарами наслаждаются.

— Сигарит, — усмехнулся Сталн.

— Сибарит, — поправил его Черн.

Рузн выкатил из тоннеля очередную тележку и, увидев празднокурящих Черна и Стална, возмущённо покачал головой, поправляя на плечах дырявый (прожжённый) клетчатый плед. Ему всегда было холодно. Обратно в тоннель его покатили на его же тележке.