Однако поверхность сумок не изменилась, и, следовательно, она была действительно “вылечена”. Но к внутренним слоям ткани пары кислоты не смогли пройти, и они остались такими же текучими.
Контракт с правительством расторгнут.
Кончается лето. Гудьир снова нищий. Ему остается лишь утешать себя тем, что он не одинок. Потом Гудьир вспомнит об этом времени в своей книге: “В течение четырех лет я тщетно пытался улучшить материал, который до сих пор разорял всех, кто когда-либо занимался его производством”.
Одним из таких неудачников был работавший мастером на фабрике Роксберри Натаниел Хейворд. Он так же, как и Гудьир, придумал свой метод “излечивания” резины. Для этого он посыпал ее липкую поверхность серой и выставлял резину на солнце — для просушки. Он называл эту операцию соляризацией.
Когда Гудьир знакомится с работой Хейворда, он с удивлением обнаруживает, что свойства резиновой поверхности, “вылеченной” по методу Хейворда и по его собственному методу, совершенно одинаковы. Сегодня мы понимаем, что было бы странно, если бы они оказались разными, — ведь в обоих случаях истинным “лекарством” была сера; но Гудьир не знал, что именно желтый порошок, примененный Хейвордом, и есть долгожданное спасение. Впрочем, еще меньше подозревал об этом и сам Хейворд. Идея соляризации пришла к нему, как он сам признался, во сне. Проснувшись, он попробовал повторить то, что делал во сне, и, к удивлению своему, обнаружил, что сон был вещим. Но он был практиком, теоретических знаний у него было еще меньше, чем у Гудьира, поэтому он не стал выяснять причины явления, он ограничился тем, что взял на свой способ патент и продал его Гудьиру.
Вообще-то удивительно, как мог Гудьир купить его. В то время у него не было за душой ни гроша. Положение его было столь тяжелым, что он решил переехать в Воберн к шурину на правах бедного родственника. Быть может, он купил патент в кредит, в счет будущих успехов? Во всяком случае, Хейворд верил в успех Гудьира, потому что он согласился пойти к нему в помощники. Многие посмеивались над этим непонятным дуэтом: неудачник в помощниках у неудачника. Но, как ни странно, именно такой союз оказался плодотворным. Очевидно, произошло то, что бывает, когда минус умножают на минус, — образуется плюс.
Зима 1839 года была довольно суровой. Это обстоятельство, на первый взгляд не имеющее никакого отношения к работе Гудьира, на самом деле оказалось немаловажным. Вспомните, сколько времени проходило, пока не обнаруживался крах каучуковых изделий? Не меньше, чем полгода. Нужна была полная смена температуры — от жары к холоду или от холода к жаре. Гудьир же, в отличие от своих предшественников, научился не дожидаться нового времени года. Зимой он грел образец у печки, а затем выносил его на улицу. Таким образом он испытывал его, как мы теперь говорим, в широком интервале температур. Это зимой. А летом? А летом можно было испытывать только на жару. Поэтому и можно утверждать, что открытию Гудьира способствовал январь месяц.
Переехав к шурину, Чарлз и там продолжает свои опыты. Он делает пластины из смеси каучука с серой и свинцовыми белилами и определяет, как влияет на них тепло. Гудьиру не дает покоя воспоминание о том, как тепло уничтожило 150 почтовых сумок.
Как-то после опыта он забывает на печке один из образцов. Когда Чарлз спохватывается, образец уже обуглился, словно кожа. Сначала Гудьир собирается выбросить его, но потом, очевидно вспомнив историю с бронзовой галошей, внимательно его осматривает. Изобретателя поражает то, что каучук не превратился в липкое месиво, как обычно это бывало, а обуглился, потеряв всякую липкость.
Его дочь потом вспоминала этот замечательный день: “Я случайно увидела, что отец держит у огня маленький кусочек резины, и заметила, что в этот день он был необычайно взволнован каким-то открытием. Он вышел из дома и прибил кусок гвоздем к стене. Стояли сильные холода. На следующее утро отец принес этот кусочек в дом и торжествующе поднял его над головой: резина была такой же гибкой, как и раньше. Это доказывало ценность открытия”.
Что же могло произойти между тем моментом, когда Чарлз увидел обугленный кусочек каучука, и тем мгновением, когда он торжествующе поднял его над головой? Очевидно, именно в эти минуты или часы и случилось то, что мы называем открытием вулканизации.
Приходилось ли вам задумываться над тем, как делаются открытия.