Впервые слово «секретно» появилось на документах, связанных с урановой проблемой, как раз перед самой войной. Я. Б. Зельдович и Ю. Б. Харитон не успели тогда опубликовать свою вторую статью — она была засекречена. Это им удалось лишь спустя полвека… Любопытно, что гриф «Секретно» впервые был поставлен на материалах, связанных с разведкой урана в Средней Азии. Затем закрытость нарастает: появляются грифы «Совершенно секретно» и «Особой важности». Они существуют и действуют до сегодняшнего дня.
Все, что связано с созданием нового оружия, окружено глубокой тайной и в Америке. Возникает тотальная система секретности, прорваться сквозь которую практически невозможно. Однако советской разведке это удается, и в Москву направляются довольно подробные материалы о ходе работ по созданию атомной бомбы. Позже все добытые материалы попадут в руки Игоря Васильевича Курчатова. А пока события развиваются своим чередом, и их хроника напоминает детективный роман с захватывающим сюжетом.
Из письма ученых от 5 марта 1938 года председателю СНК СССР В. М. Молотову:
«За последние годы исследования в области атомного ядра развивались весьма интенсивно. Атомное ядро стало одной из центральных проблем естествознания. За короткий период сделаны исключительной важности открытия: обнаружены новые частицы — нейтроны и позитроны, достигнуто искусственное превращение элементов. Эти и ряд других крупнейших открытий привели к принципиально новым представлениям о строении материи, имеющим исключительное научное значение… Развитие работ по ядерной физике в Союзе получило уже большую поддержку со стороны правительства. Был организован ряд ядерных лабораторий в крупнейших институтах страны: в Ленинградском и Украинском физико-технических институтах, в Физическом институте Академии наук СССР, усилены лаборатории Радиевого института.
Некоторым из них были предоставлены большие средства для создания технической базы, весьма сложной и дорогой в этой области. Такая база в виде высоковольтного генератора и грамма радия имеется в Украинском физико-техническом институте, Физический институт Академии наук СССР также располагает для своих работ граммом радия.
Однако имеющаяся у нас сейчас техническая база как в количественном, так и в качественном отношении значительно отстает от того, чем располагают капиталистические государства, особенно Америка».
И далее ученые (а среди подписавших письмо были Иоффе, Курчатов, Алиханов, Скобельцын, Арцимович и другие) просят предоставить Ленинградскому физико-техническому институту два грамма радия «во временное пользование» и ускорить темпы работ по строительству циклотрона.
В то время в СССР ежегодно получали всего 10–15 граммов чистого радия. А использовался он не только в физических лабораториях, но и в медицине, авиации, гамма-дефектоскопии. Так что два грамма — это много… И не случайно резолюция В. М. Молотова: «Что ответить?» — направляется в ряд ведомств.
Насколько мне известно, обращение ученых так и исчезло, однако они продолжают настойчиво «стучаться» в правительство.
Хотя ответа от Молотка еще не было, 17 июня того же года на заседании комиссии по проекту циклотрона ЛФТИ принимается решение:
«Слушали: 1. О принципиальной необходимости иметь в Союзе большой циклотрон Лоуренса.
Постановили: 1. Признать совершенно необходимым для развития работ по физике атомного ядра сооружение в СССР мощного циклотрона для получения частиц с большой энергией».
Доклад о положении с циклотронами в мире сделал профессор П. Л. Капица. Проектанты циклотрона профессора Алиханов и Курчатов заверили, что смогут в два раза увеличить линейный масштаб установки.
Однако быстрой реакции руководства страны не последовало. Члены правительства были прекрасно осведомлены о том, что в среде физиков много сомневающихся в ценности новых открытий. Дискуссия по этим проблемам шла в СССР уже несколько лет. Многие известные ученые были настроены весьма пессимистично относительно будущего ядерной физики. Об этом свидетельствует, в частности, мартовская сессия АН СССР 1936 года, на которой возник спор вокруг доклада «Проблема атомного ядра», сделанного И. Е. Таммом.
Его оппонентом выступил известный профессор Л. В. Мысовский. Он сказал: «…действительное использование стакана воды как запаса ядерной энергии, которая в этом стакане находится, представляется невозможным и невероятным. Но, в сущности говоря, жалеть об этом не приходится. В то время, когда наши представления о ядерных реакциях были наивными, кто-нибудь из неосторожных физиков-радиологов мог взорвать мир, если бы ядерные реакции могли течь самопроизвольно. Действительно, если мы могли бы заставить их течь так, как они текут внутри звезд, то такое положение представляло бы большую опасность. Но на самом деле мы от этого защищены…»