Решили перебираться в помещение бани. Под прикрытием дымовых шашек мы двумя партиями перебрались туда. Я перебегала во второй группе. Уже на месте оказала помощь раненому комбату: перевязала ему ногу. Вслед за этим последовало несколько прямых попаданий в баню, так как грузины поняли, что мы перебрались именно туда. Рухнул потолок, нас завалило… Откопавшись, мы перебрались в находящуюся напротив котельную. Туда же перетащили раненых и убитых. В ней же стали оказывать медицинскую помощь продолжавшим поступать раненым. Их было очень много с самых первых часов боя, так как грузины накрыли нас таким шквальным огнем, что все происходящее кругом казалось адом. Котельная нас немного прикрыла… Оттуда я видела, как от прямого попадания загорелась медицинская машина, в которой остался убитый наблюдатель с НП на крыше казармы… Он сгорел вместе с машиной.
В маленьком подвале котельной нас было много, и от этого было достаточно тесно. Опять же грузины и здесь нас обнаружили: огонь по котельной превратился в сплошную лавину. Нужно было уходить. Перебежками добрались до подвала казармы. Перетащили раненых. Убитых мы по-прежнему относили в котельную. И все оставшиеся два дня мы держались в этом подвале. Не просто держались, а активно оборонялись. И медицинскую помощь оказывали при свете фонариков, хотя обстрел не прекращался практически ни на минуту.
На третьи сутки поступила команда отходить. Но и отойти нам спокойно не дали. Грузины пытались нас достать огнем из танков, минометов и артиллерийских установок. Мне казалось, что шансов на спасение у нас практически не было. Тем не менее до отхода нам все же удалось вытащить раненых. Не знаю, каким образом, прорываясь с боями, но наши это сделали. Мы же вышли ночью через кукурузное поле. Грузины нас плохо видели, и их минометный огонь, неотступно преследовавший нас, был не столь эффективным. В противном случае никто бы живым не ушел. Спасибо и комбату! Если бы не он!..
Рассказывает старший стрелок рядовой Асляр Кисаубаев:
— Нас готовили к подобному сценарию развития событий…Тем не менее никто не верил, что такое может произойти на самом деле: мы же миротворцы! В предыдущую и в эту ночи я с товарищами был на крыше овощного склада — как только начиналась стрельба, мы занимали свои места согласно боевому расчету.
Сначала думали, что все обойдется… Однако, когда была подорвана БМП, я понял, что это война.
Они сразу подбили почти все наши БМП. Помню, из первой подорванной, буквально через минуту после попадания, вышел мой земляк и, пройдя пять метров, упал… Его не смогли спасти…
Расположение батальона грузины расстреливали, наверное, из всего, что только может стрелять: танков, пушек, «Градов», бомбили авиацией…
Мы с напарником держали оборону чуть в стороне от казармы, а в этом аду разве что разберешь? Главное, что многим из нас удалось вырваться и встретить своих, прорвавшихся к нам на выручку! Вот только погибших ребят не вернуть…
Эдуард Кулушев:
— По всему чувствовалось, — рассказывает Эдуард, — что грузинская сторона готовится к каким-то действиям. Мы тоже не сидели сложа руки, ждали отдельных провокаций, а началась настоящая война. В тот день грузинские танки стали вести прицельный огонь по расположению батальона — по казарме, лазарету. Потом добавился минометный обстрел, удары с воздуха. Я вместе с экипажем находился в своей машине — я наводчик БМП. Мы отстреливались, сколько могли. Но БМП не предназначена для противостояния бронетанковой технике. Уже минут через 10–15 нас подбили. Только стали вылезать — рядом упал снаряд, нас с механиком немного оглушило. Слышу, ребята кричат: «Отходим!». А мы рядом с санчастью стояли, по ней грузины прямой наводкой били.
Рядовой Кулушев вместе с другими солдатами постарался как можно дальше отойти от подбитой БМП: внутри-то находились 40 снарядов. В случае прямого попадания рвануло бы так, что никого в живых не осталось бы. Вместе с другими миротворцами они медленно двигались, отстреливаясь на ходу. Вокруг был настоящий ад, снаряды падали совсем близко, кто-то уже был ранен, появились и первые потери.