2009 № 1

– Бешшшшчестье, – промурлыкал низкий голос сквозь обломки зубов.

У нас мороз прошел по коже. Никто не произнес ни слова.

– Ешшшще я шлишком много болтаю, – добавила Мать-Кошка.

Кажется, я расслышала смешок?!

– Чува скучает по тебе. Хочет видеть свою названую маму, – взмолилась я. – Мне недостает тебя. Ливиза, пожалуйста, вернись!

Форчи приказал мужчинам дать ей третью винтовку и патроны.

Грэма вопросительно уставилась на меня, но я сделала вид, будто не заметила. Насколько мне известно, Форчи велел нам идти назад. Меня все еще трясло от страха. Грэме хорошо рассуждать: не она ощутила, как острые когти вонзаются в ноги!

На обратном пути Грэма то и дело кусала мою холку, как мать, наказывающая непослушное дитя.

Мы устроились под фургоном, за щитовыми стенами. Чува втиснулась между нами. Никто не мог уснуть хотя бы на два часа. Мы рыли копытами землю, вышагивали взад-вперед. Я встала, выглянула и увидела, как Ливиза несет бессонную вахту.

На рассвете, когда мы снова теряли способность видеть, опять раздались выстрелы. Я выбралась из-под фургона и выглянула из-за щитов.

Непроницаемая белизна, непроницаемая темнота, а посредине лампа – сияющая, как второй восход. Я ничего не видела, кроме клубящегося дыма и желтой пыли. И Ливизу, скорчившуюся за бортом фургона, временами приподнимавшуюся, чтобы выстрелить в очередной раз.

Что-то еще сверкало оранжевым в этом свете. Кто-то еще палил с другой стороны.

Ливиза дала винтовку Кошке!

Я увидела мелькающие лапы. Казалось, они вооружены кинжалами. Все происходило в полной тишине. Коты двигались совсем бесшумно. Я все еще приподнимала голову над щитами, когда в этой тишине перед моим лицом возникла кошачья голова.

Передо мной, как в дымке, промелькнули ощеренные клыки, морда, желтые глаза. Я отпрянула назад. Тварь взревела: парализующий звук, приковавший меня к месту. Я почувствовала, как ноги онемели. Онемение заглушает боль, когда тебя едят.

После этого я еще долго не могла собраться с мыслями. И дрожала крупной дрожью, постепенно осознавая, как сильно колотится сердце. Остальные уже встали и принялись за работу: солнце стояло высоко, небо посветлело. Я услышала оклик Чувы, но не смогла ответить. Чува подскакала ко мне, плача и всхлипывая. Грэма с встревоженным видом последовала за ней и принялась приплясывать на месте.

Очевидно, она что-то поняла по моему лицу, потому что спросила:

– Один из них пробрался сюда?

Я по-прежнему не могла говорить, только покачала головой: нет. Чува, испугавшись за меня, снова заплакала.

– Он взобрался по стене, – выпалила я, вдруг поняв, что все это время боялась дышать.

– Ливизы в фургоне нет, – вдруг сказала Грэма. Мы встали на дыбы, чтобы заглянуть через стену. Широкий склон холма порос травой. День выдался ясным. Чуть подальше одиноко стоял фургон, в котором мы никого не заметили.

Может, Ливиза решила попастись?

Я обвела взглядом поля и уловила какое-то движение в холмах за своей спиной. Повернулась, и сердце вздрогнуло от облегчения. К нам медленно поднималась Ливиза.

– Что она делает там, внизу, где скрываются Коты?

Во рту Ливиза что-то держала. На какой-то момент я решила, что она вернулась назад, за Кауэем. Но потом увидела перья. Птица? Когда Ливиза встала на все четыре ноги, тушка птицы беспомощно покачнулись.

– Она охотилась! – догадалась Грэма.

– Она спятила, – вздохнула я.

– Боюсь, что так.

Мы велели Чуве оставаться на месте и вместе с Грэмой порысили к Ливизе.

– Это то, о чем я подумала? Да? – закричала я еще издали. Похоже, я так и не пришла в себя. Очень хотелось плакать. И меня бил озноб.

Ливиза встала на дыбы и вынула изо рта мертвую перепелку.

– Ей нужно что-то есть, – сказала она. Сегодня моя подруга была в прекрасном, дружелюбном настроении, веселая и приветливая. И беспрестанно болтала. Остановить ее было невозможно. Она снова бегала на задних ногах и к тому же заплела гриву и скрепила на макушке пластиковыми гребенками, чтобы не лезла в глаза.

Грэма тяжко вздохнула:

– Мы не отнимаем жизнь, Ливиза. Потому что слишком ее ценим.

Ливиза широко улыбнулась и встряхнула перепелку:

– Я ценю способность мыслить. Эти создания совершенно безмозглы.

– Какие ужасные вещи ты говоришь!

Ливиза спокойно прошла мимо нас, бросив на ходу:

– Полагаю, ты предпочла бы, чтобы она съела нас. А может, хочешь ее смерти? И как это согласуется с твоим отношением к жизни? Ты же так ее ценишь!

С этими словами она направилась к фургону. Но Грэма нашлась с ответом:

– Пусть уж лучше Кошка охотится сама!

– Прекрасно. Тогда я дам ей винтовку.

– Как прошлой ночью? – яростно прошипела я.

– Ах, да. Что же, она оказалась прекрасным подкреплением, – улыбнулась Ливиза. – Тем более, что вчера я осталась в одиночестве.

Она глянула мне прямо в глаза. Смысл ее слов был очевиден.

– Если они так ценят жизнь, почему же утащили Кауэя? – выпалила я, мгновенно пожалев о собственной опрометчивости. Но я слышала, как она спрашивала об этом Кошку, и теперь тоже хотела знать ответ.

– Потому что я нарушила договор, – объяснила она пугающе спокойно.

Я не выказала своего возмущения и продолжала допытываться: