2012. Дерево Жизни

Херст на мгновение задумался. Он сделал шаг назад, посмотрел еще раз на свою новую работу и сказал:

– Если честно, я считаю, что посредством моих, да и других работ, других художников или музыкантов, с вами говорят не их авторы, а кто-то высший.

А уж что они хотят сказать вам… хм… я уверен, что вы наверняка слышите сами. Кто-то из великих сказал: «Художник – это лишь дырочка в теле свирели, в которую дует ветер… не более». Но и не менее. Без него никак не выйдет из свирели никаких звуков. А теперь, – Херст поклонился пришедшим, – мне нужно идти. Надеюсь, вам понравилась моя последняя работа.

И он вышел из зала в сопровождении охраны. Гости же остались в галерее, они продолжали разглядывать причудливую работу мастера, и, чем дольше они смотрели на нее, тем грустнее и молчаливее становились. Будто начинали понимать что-то про себя и жизнь такое, что очень сильно начинало давить на их плечи. Они все заметно ссутулились и побледнели. Кое-кто присел прямо на пол в задумчивости, кое-кто отошел в сторону и разрыдался. Но никто не собирался уходить. Напротив, в открывшуюся для свободного доступа галерею-холл отеля хлынула толпа. Людей прибывало все больше и больше, и охране пришлось силой выгонять из зала всех тех, кто уже посмотрел на картину. Они покидали галерею молча, уставившись куда-то вдаль ничего не видящим взглядом, они брели в случайно выбранных направлениях по улицам города… На многих телеканалах решено было не прерывать трансляцию, и по большинству телевизоров мира передавали странную картинку – на весь экран на людей Южной и Центральной Америки, Азии и Европы, Австралии и Африки смотрела последняя, пока еще безымянная, работа Вильяма Херста.

А сам автор поднимался на лифте к себе в номер. Лифт был огромный и скользил в пространстве так бесшумно, что было непонятно, вверх он едет или вниз… «Да уж…» – пробурчал Херст, наблюдая, как поочередно загораются лампочки с отметками этажей. Когда наконец загорелись цифры «52», двери лифта отрылись. Вильям прошел в свою комнату, взял со стола недавно нарисованный комикс, покрутил в руках, усмехнулся, а потом лег прямо в одежде на кровать и внимательно пролистал свои довольно наивные зарисовки про то, как появился однажды в Саду Сирен некий человек в черном и сказал заблудившемуся Художнику, что появится Персей и выведет его из Сада. Но за это художник должен будет нарисовать миру пять картин. И все сюжеты он должен впитать здесь, в Саду. Они летают в воздухе. На каждый из сюжетов должно уйти семь лет. Тридцать пять лет художник ждал Персея и впитывал в себя ароматы сада, чтобы написать потом картины. А на тридцать шестой год явился Персей и пожертвовал своим сердцем, чтобы открыть дверь. Он оставил сердце в Саду, и сирены не заметили подмены. И художник покинул Сад. И вернулся в мир людей. И написал пять картин, которые изменили мир… Последняя пятая картина заставила весь мир заплакать, а все души человеческие, не в силах пережить увиденное, расцвели яркими пышными цветами, и весь мир превратился в Сад Сирен. А художник… он остался совсем один. И он просто пошел по первой попавшейся тропинке и шел так долго, пока не растворился в пространстве, став частью всех безумных красок этого мира… вот такой странный комикс нарисовал Вильям Херст… Он ласково погладил своими длинными пальцами клетчатые странички тетрадки. Потом повернулся на бок и принял позу эмбриона. Ему показалось, что сейчас он все же не выдержит и заплачет, но сумел сдержаться. Он зажмурился сильно-сильно и стал считать до ста. Он считал на каком-то языке, который стал ему известен в Саду, был ли это просто счет или какой-то особый пароль, он и сам не знал. «Моле, Треле Тви, Трели Моле… Капеле…» Пробормотав «капеле», Вильям Херст заснул, чтобы не проснуться больше уже никогда.

о. Бали, Юго-Восточная Азия