Я достаю телефон, тот, что куплен для меня банком и через который идут все мои бизнес-контакты, ничего личного. Набираю Светалу, свою секретаршу. Говорю ей, что сегодня появлюсь в районе трех, у меня несколько встреч в городе. Отключаюсь, взгляд задерживается на телефоне – узкая полоска металла между двумя пластинами стекла. Поразительный все-таки был человек, этот Стив Джобс. Все гадают, как именно удалось ему это сделать, нагнуть под себя целый мир. Много разных теорий, одна замысловатей другой. Биография даже вышла недавно, она, если честно, все еще больше запутала: оказалось, ничего такого Стив Джобс не чувствовал и не знал. Почти все его начинания провалились. Пару раз он вообще разорился. Выстреливали же вещи какие-то совершенно случайные, вроде как необязательные. Студия Pixar та же. А мне кажется, что нет никакой загадки Стива Джобса, здесь все очень просто. Маниакальное желание десятков миллионов людей покупать эппловскую, дизайнерскую по сути своей продукцию объяснить можно только одним – Стив Джобс продал душу дьяволу. Другого объяснения нет, только представьте – вы несете свои трудовые тысячи, десятки тысяч, бежите, торопитесь, переплачиваете, и в результате покупаете телефон, который элементарно не держит сеть, потому что антенну аппарата – дизайн, дизайн! – сделали частью корпуса. Джобс продал душу и получил неограниченную власть над потребителем. И, судя по всему, сполна расплатился по этому договору. И если это так, то в течение ближайших лет империя Apple если и не рухнет, то как минимум придет в упадок. Неподвластная рыночным законам магия надкушенного яблока понемногу сходит на нет – договор был заключен лично со Стивом Джобсом, он автоматически перестает действовать с его смертью.
Впрочем, бог с ним, с Джобсом. Сегодня до трех часов дня меня вряд ли кто побеспокоит, начальство в загранкомандировке, секретарь будет звонить только в исключительных случаях, а их вроде бы не предвидится. Я с удовольствием пью кофе, с отстраненным спокойным интересом рассматриваю улицу через тонированное стекло недавно открывшегося французского ресторана. Здесь можно позавтракать аутентичными круассанами – все ингредиенты, включая шеф-повара, привезены из Франции. Мне здесь нравится, я, как и многие люди моего круга, могу любить Францию только на расстоянии. Идея наведаться в беспокойный и грязный, полный арабов и суетливых туристов Париж относится к категории мыслей, которые никогда не посещают моей головы.
Завтрак банкира окончен, я допиваю кофе, расплачиваюсь и иду к парковке. Маша уехала на встречу, Ваня в школе, а домработница будет только в два. Квартира пуста и вся в моем распоряжении. Впрочем, вся она мне не нужна. Я открываю входную дверь, ввожу код на панели сигнализации и прохожу в кабинет. Здесь у меня сделанный на заказ письменный стол, а в нем, как и у большинства обычных людей, множество личных бумаг и документов. Я включаю легкую музыку, выдвигаю нижний ящик. Удивительно, как много скапливается у человека всяческой шелухи, какие-то бумаги, письма, документы. Просто в свое время не поднялась рука выбросить. Причина, по которой это произошло, давно испарилась, а бумаги вот остались. Так у всех, я уверен. В том числе и у меня, но я банкир, а значит у меня жизнь хоть немного, но легче. Хотя бы потому, что в моем кабинете на полу стоит устройство для уничтожения бумаг – шредер (немецкий и основательный, как бывший канцлер). Я скармливаю ему страницу за страницей, шредер у меня хороший, дорогой, работает практически бесшумно, громкость музыкального центра приходится прибавлять совсем чуть-чуть. А я, оказывается, тоже бывал сентиментальным. Не пугайтесь, стихов нет, никогда не писал, не тот склад ума и темперамент. Вот письмо влюбленного подростка, вот переписка с какой-то Леной, вот и фотография ее – но вспомнить все равно не удается. Вообще, фотографии уничтожать – занятие не из приятных. Откладываю в сторону толстую пачку – на снимках Маша и Ваня, меня нет, я, видимо, фотографировал. Ваня маленький еще совсем, это и понятно – фотобумага в нашей жизни давно уже музейный раритет, все проглотила, впитала в себя терабайтными винчестерами и вездесущими облачными хранилищами цифровая эпоха. После того как шредер, не поперхнувшись, съел все подлежащие уничтожению фотографии, перехожу к следующему ящику, к документам. Бумаг оказывается много, пару раз приходится высвобождать утробу шредера от бумажной лапши моего прошлого. Вообще, немецкое качество девайса впечатляет – даже загранпаспорт исчез в его брюхе без каких-либо усилий.