_2016_04_06_20_06_41_376

— Отпусти и не говори со мной об этом. Все в прошлом, ничего не было. Я теперь жена твоего отца.

Да, я увлеклась тобой, но это прошло очень быстро и ко мне пришли настоящие чувства.

Лёша сдавливал мою руку, чуть выше локтя, все сильнее, а я не чувствовала боли.

— Значит, сегодня он будет тебя трахать до утра, а потом вы уедите в свадебное путешествие где он

продолжит это милое занятие?

— Да, именно так и будет. Отпусти меня. Иди к Оле. Забудь.

Он долго смотрел мне в глаза, и я сходила с ума, мне впервые было больно, я задыхалась, глаза

пекло.

— А ты забудешь? Забудешь, как стонала подо мной? Забудешь, как целовала меня? Почему все так, маленькая? Что ты творишь? Посмотри на меня.

— Я забыла и тебе советую. Все, Хватит.

Я выдернула руку и подхватив тяжёлые юбки подвенечного платья выбежала с балкона. Отыскала

туалет и заперлась там. Меня колотило, как в приступе лихорадки, как во время жара. От его

прикосновения жгло руку. Я коснулась щеки и удивлённо посмотрела на пальцы — влажные. Я

плачу.

"А ты забудешь? Почему все так, маленькая? Что ты творишь? "…Нет, не забуду, но я постараюсь.

Очень сильно постараюсь. Черт…что ж мне так больно?

Муж поцеловал меня в губы и крепко прижал к себе, а потом вдруг повернулся к гостям:

— Мои дорогие, я хочу поблагодарить всех, кто пришёл и разделил с нами этот самый счастливый

день в нашей жизни. Я хочу сказать, что я безумно счастлив, влюблён и у меня открылось второе

дыхание, благодаря Машеньке. За что я тоже хочу ее поблагодарить. Прошу внимания! Сегодня мы

улетаем в свадебное путешествие в Париж. Я, Маша и…мой любимый сын, который еще не знает об

этой новости и несомненно может взять с собой свою прекрасную девушку Ольгу.

Я бросила взгляд на Лёшу, он усмехнулся и прижал к себе сияющую пышнотелую красавицу.

— Спасибо, отец. Это отличный подарок. Я с удовольствием его принимаю.

Ещё бы, чтобы действовать мне там на нервы, сводить с ума. Я выдавила жалкое подобие улыбки.

— Спасибо, любимый, — и поцеловала мужа в щеку, — это чудесный подарок.

На самом деле это было начало конца, начало той самой бездны в которую летели мы

все…вчетвером.

16 глава

Кукла. Израиль. 2009 г.

Я смотрела в темноту. Какой это по счету подвал за всю мою жизнь? Насилие, побои? Не счесть. Я

привыкла. Я сочлась с этой ямой, проклятым болотом, как с родным.

Сколько жизней у меня ещё осталось? Как говорил Макар: "ты живучая сучка, выкрутишься, твои

мозги просчитают наперёд десять выходов, десять способов. Вот и пользуйся. Чему я тебя учил?

Безвыходных и неисправимых ситуаций не бывает. Неисправима только смерть"

Я прекрасно знала цену этим словам. Смерть уносит то, что нам дорого навсегда, оставляя лишь

пепел воспоминаний и сожалений. На всю жизнь. Там в уголках моей темной души остался этот

клочок воспоминаний, на самом дне, в некоем гроте, шкатулке без ключа, к которой я не прикасалась

долгие годы. Запрещала прикасаться. Потому что больно. Невыносимо. Настолько, что терпеть

невозможно. Боль делала меня уязвимой. Нет, не физическая, та проходит, не оставляя следа, разве

что шрамы на коже, существует другая боль у которой нет конца и края, нет лекарства и нет способа

избавиться от навязчивой пульсации обнажённой раны, а шрамы они остаются на сердце и их никто

не видит, только моя обнажённая, скорченная, грешная душа. Когда-нибудь, когда все это

закончится, и я стану свободной, открою эту шкатулку и потону в кровавых озёрах слез и

воспоминаний, но не сейчас. Я поплачу. Потом. Позже. Поплачу о НЕМ, я задолжала ему чертовски

много слез, океаны, задолжала сердце, душу. Я верну, любимый. Все верну, без остатка, когда смогу.

Прости меня, я обязана быть сильной ради…Не важно. Не сейчас. Не думать. Только не об этом

иначе тронусь мозгами. Но пальцы непроизвольно легли на обнажённое плечо и дотронулись до

маленького шрама, погладили его и в глазах запекло. Да я срезала это воспоминание

собственноручно, закусив между зубами край полотенца, в ванной, опасной вждбди бритвой семь

тому назад. А она…она все равно осталось под кожей. Маленькая буква "Л". Она могла означать все

что угодно, для меня она означала то время, когда моё сердце было живым, билось, дышало, плакало

и любило. Недолго. Очень мало. Ничтожно мало.

В двери повернулся ключ, и я внутренне напряглась, ощутила некий толчок, как будто в моем

сознании кто-то щёлкнул пальцами — эмоции погасли, шкатулка захлопнулась и исчезла во мраке

темных закоулков моей души. Там, где ее никто и никогда не найдёт. У Куклы нет души. Призрак

включил свет, и я слегка поморщилась — резануло глаза, хоть лампочка и была тусклой. Он стоял в

дверном проёме, склонив голову на бок и смотрел на меня, слегка прищурившись, в уголках, чётко

очерченных, чувственных губ затаилась ухмылка, циничная и презрительная. На секунду в

полумраке показалось, что его лицо мне знакомо. Нет, конечно он мне знаком, и я его отлично

помню, но здесь нечто неуловимое, словно не принадлежащее ему, а кому-то другому. Я тряхнула

головой и набрала в лёгкие побольше воздуха. Слишком устала, слишком напряжена, чтобы быть