_2016_04_06_20_06_41_376

Рассмеялась сама себе и снова взгляд затуманился. За окнами все оживает, меняется. Словно жизнь с

чистого листа начинается. У меня раньше всегда было именно такое ощущение – весной можно что-

то начинать сначала.

Это первая весна без него. И ничего уже не начать сначала, только возвращаться назад и проживать

прошлое снова и снова. Отсчитывая дни с того момента, когда увидела его в последний раз и до того, как увижу снова…И увижу ли.

Сейчас это все напоминало затяжной кошмар, который закончился, но после него остался

непроходящий осадок. Последствия, которые так трудно исправить, даже невозможно.

В те ужасные дни я с больницы почти не выходила. Возможно, именно это и спасало от отчаяния.

Я всю себя отдавала детям. Словно замаливала свою вину и каждую секунду просила прощения за

то, что оставила там одних и благодарила Бога за то, что они вернулись ко мне живыми и

невредимыми. Все могло закончиться намного хуже.

Ваня почти оправился от стресса. Он справился намного лучше дочери. Возможно будут

последствия, но меня уверяли, что скорей всего для него это пройдет легко и безболезненно. У Руси

наблюдалось сильное истощение как физическое, так и нервное довольно долго. Она ничего не ела, я

ее с ложечки отпаивала только бульонами и супчиками. Снотворное, которым ее пичкали эти

нелюди, вызвало привыкание и несколько ночей она не спала, а истерически кричала и я на руках ее

по больничным коридорам носила.

Песни ей пою, а по щекам слезы катятся. Страшно так, что могла их обоих потерять. Страшно до

паники. Лучше трижды умереть самой, чем испугаться за жизнь собственного ребенка. В такие

моменты превращаешься в животное, которое дышит только инстинктивной потребностью защитить

свое дитя даже ценой чьей-то жизни. Я могла тогда пожертвовать всем ради них. Могла убить, украсть, продать себя и всех, и каждого. Именно поэтому я понимала поступки Руслана…но уже

спустя время. Когда успокоилась и долгими ночами, сидя у детских кроваток вспоминала каждый его

шаг и каждое слово. Мне казалось я поступила бы точно так же. Ради них и ради самого Руслана.

Может быть я поступила бы еще хуже.

Ничего не проходит бесследно. Страх въелся мне в вены. Он теперь навсегда остался со мной. Усну

иногда, а потом от каждого шороха на постели подбрасывает. Днем не так. Днем все как-то

смазывается и забывается. С Ваней и Русей то психолог детский, то процедуры. Я их одних не

оставляла двадцать четыре часа в сутки. А ночью… ночью я один на один со своими кошмарами и

эмоциями. С тоской и с неизвестностью. С моими мыслями о Руслане. Сама лежу с дочкой на

больничной кровати, волосы мягкие целую, запах ее вдыхаю и только о НЕМ думаю.

Голос его слышу или под пальцами непослушную шевелюру чувствую, или кожу горячую под

щекой. Я так истосковалась по нему, что сил не осталось. Увидеть. Хотя бы издалека. Один раз.

Убедиться, что с ним все хорошо. Просто в глаза его посмотреть и вернуться назад. Туда, где вместе

и счастливы. Забыть весь кошмар. И шептать, говорить, кричать о том, что люблю его. Я так давно

этого не произносила вслух. Да, слова ничего не значат, но иногда их так необходимо слышать и

говорить. Шептать, кричать, но говорить, выпускать их на волю – к нему, чтоб впивались в кожу и

проникали под нее, растворялись там и оставались в его памяти. Чтоб тоже слышал мой голос, закрывая глаза.

Ворон сказал, что к Руслану пока никого не пускают слишком серьезные обвинения. На нём два

убийства плюс незаконная деятельность. Слишком много всего всплыло. Все адвокаты на ноги

подняты, но возьмет время пока хотя бы что-то проясниться. Я ждала. Терпеливо ждала любых

известий и верила, что все обойдется. Тогда я не вспоминала о нашем с ним последнем разговоре и о

том, что он мне сказал. Я его простила. Может кто-то решит, что это слабость или осудит меня.

Плевать. Никто и никогда не станет мной и не почувствует то, что чувствую я. Рассуждать легче

всего со стороны, когда все хорошо. Только жизнь иногда ставит на колени кого угодно и ломает все

принципы, восприятие, стереотипы. Я много думала в те дни над словами Савелия. Они у меня в

голове пульсировали каждую секунду. Я могу быть права и остаться одна либо я перешагну через это

прошлое и буду счастлива с Русланом. Забыть я не смогу, но не думать и не вспоминать у меня

получится. Самое страшное – это потерять кого-то из них. Я не хочу терять. Не хочу прожить

гордой, но одинокой и несчастной. Тот год…когда я считала, что его нет…на что была согласна

лишь бы он вернулся ко мне. Каким была готова принять и любить? Разве не молилась по ночам, чтобы случилось чудо. Правда чудес не бывает. И выжил он тогда не чудом, а в жизни за все

приходится платить.

Когда в то раннее утро привезли детей я помню, как упала на колени и целовала их до исступления, прижимая к себе и не давала врачам подступиться. У меня была дикая истерика. Очнулась и пришла

в себя уже в больнице рядом с их кроватями. Сижу на стуле и смотрю в никуда. Держу обоих за

руки, а они спят еще, увитые капельницами. Меня от облегчения то в жар, то в холод, а слезы по