щекам сами катятся, неподконтрольные мне совершенно. Сама не поняла, что вслух с ними
разговариваю, с обоими. Даже не знаю, что именно говорила. То ли сказки рассказывала, то ли
просто что-то бормотала, но замолчать не могла. Сама говорю с ними, а перед глазами лицо Руслана
как тогда в метро с этим пластырем на щеке и тысячью чертей во взгляде. Только на душе тяжесть.
Какое-то предчувствие мерзкое. Все не так просто. Не станет вдруг хорошо. В какой-то момент я
что-то потеряла и у меня внутри есть это ощущение пустоты, только я пока не понимаю, что именно.
Мы с ним вдвоем потеряли. Веру друг другу. Уйдет время, чтобы снова начать доверять так, как
доверяли раньше, но разве есть что-то невозможное, когда мы с ним вместе? Все невозможное мы
уже прошли и оставили позади и с этим как-нибудь справимся. Я – женщина, его женщина, я научусь
доверять ему снова.
Потом, спустя неделю, домой к Ворону ездила с больницы, чтоб о Руслане узнать, а он мне только
полуправду и скрывает что-то, скрывает при каждом разговоре. Я улавливаю, как недоговаривает, как уходит от вопросов на встречные вопросы, как переводит разговор на детей. Каждый день ему
звонила, а он только и говорил, что нет новостей, пока я сыну его, Андрею, не набрала и уже он мне
все подробно рассказал. В чем обвиняют Руслана и что возможно он сядет на очень большой срок.
Они, конечно, стараются его вытащить, но пока что это слишком проблематично. Свидания не
разрешены до первого слушания суда. Если будут какие-то изменения – Андрей мне сообщит лично.
Я ему верила. Почему-то вот так сразу верила. То ли голос его спокойный, то ли именно твердая
уверенность в собственных словах.
Савелий мне сам позвонил через несколько дней. Сказал, что наконец-то адвокат выбила разрешение
на встречи и Руслана перевели из КПЗ в СИЗО. Я обрадовалась, начала спрашивать, когда можно его
увидеть и Ворон опять не отвечал мне прямо. Говорил, что вначале адвокат должен с ним
встретиться и только потом получить разрешение на свидание с родственниками, а так как я не жена, то это проблематично.
- Он не хочет меня видеть, да?
В трубке повисла пауза, а у меня внутри все оборвалось от этой догадки даже дышать стало трудно.
- Это он вам сам так сказал?
- Оксана, сейчас не самое подходящее время для встреч. Он был ранен еще слаб и…
- Мне все равно, что он об этом думает и что он не хочет. Так и передайте ему. Если он не встретится
со мной я привезу детей под это проклятое СИЗО и буду там стоять на улице и ждать. Каждый день.
Каждый божий день я буду приходить туда, как на работу.
- Хорошо, я передам ему слово в слово. А сейчас успокойтесь. Не нужно нервничать.
- Я не нервничаю, Савелий Антипович. Я благодарна вам за помощь… Я просто так хочу увидеть
его. Не могу больше.
- Увидите. Очень скоро увидите.
Савелий меня из больницы с детьми к себе забрал. Я отпиралась хотела квартиру снять, но Ворон
был непреклонен. Сказал, что так надежней у него охрана круглосуточная и к нему никто сунуться
никогда не посмеет. Детям хорошо будет в этом огромном особняке, где слишком пусто уже столько
лет. Я согласилась и ни разу об этом не пожалела.
Спустя еще несколько бесконечных недель, бессонных ночей и бесконечных чашек с кофе, Андрей
отвез меня к Руслану. Я нервничала. Наверное, мне еще никогда не было так страшно встретиться с
ним, как в этот раз. Женская интуиция или предчувствие. Я не могла сказать, что именно заставляло
мое сердце пропускать по удару. Но все затмевала тоска по нему и дикое желание увидеть, обнять, прижаться всем телом, спрятать лицо у него на груди, вдыхая такой любимый запах и наконец-то
почувствовать себя в безопасности. Он даже не представляет насколько я потеряна без него.
Насколько я перестала быть собой и целой без этой уверенности, что он рядом. Пусть сквозь
бетонные стены и колючую проволоку. Разве близость измеряется расстоянием? Просто знать, что
по-прежнему есть "мы".
- Как скоро он выйдет оттуда? – тихо спросила я и повернулась к Андрею.
- Пока неизвестно. После суда станет ясно. Доверьтесь нам – мы сделаем все возможное, чтобы
вытащить его оттуда.
Я доверяла. Мне было больше некому доверять и когда слышала эту стальную уверенность в голосе
старшего сына Ворона, все проблемы начинали казаться не такими неразрешимыми и страшными.
Бывают люди, которые умеют решать любые задачи, любые уровни сложности, доходить до самый
верхушек и переворачивать шахматное поле в разные стороны. У таких даже "офицеры" и "короли"
ходят по их правилам. Говорят, что самый главный в партии – это тот, кто переставляет фигуры.
Андрей Воронов казался мне именно таким человеком. Ледяное спокойствие и железная сила воли.
Ни одной эмоции на серьезном гладко выбритом лице.
- В чем его обвиняют?
- В смерти жены и в убийстве Серого, а также в махинациях разного рода.
- В убийстве жены и Серого? Серый мертв? И Лариса? – я судорожно сжала пальцы.
- Да. Лариса умерла от передозировки наркотиками, запертая в подвале. А Серый…Серый оказался
замешан в смерти родителей Руслана.
- И вы думаете Руслан виноват?