2028, или Одиссея Чёрной Дыры

– Все постсоветские люди. Казанские татары, объединившиеся с крымскими. Кавказ отделится раньше, но за нефтянку тоже пойдет воевать. Бородинский клуб пошлет свои отборные отряды. Может, и Китай свою Дивизию Безупречных пришлет.

– А за арктический шельф тоже будут драться, ложка-матрёшка?

– С белыми медведями, ёжка-бабёшка, – отзеркалил Коршун.

– А те, что прилепляют на свои машины наклейки «Обама чмо» или «На Берлин!», пойдут воевать или как? Из них ведь уже можно составить город, – не унимался Юра.

– Можно мы о них говорить не будем, хорошо? – устало сказал Коршун. – Переплавить бы их на пуговицы, и то было б больше пользы.

В комнату вплыла Света, Юрина жена.

– Мобильники-то свои, надеюсь, вы выключили? А, заговорщики? – спросила насмешливо.

Все стали выуживать свои смартфоны из джинсов. Переламывать и вынимать живое сердце.

– Ну, вы даете, – подытожила Света, – Разговоры ваши, поди, тянут на три года без права траха. И про Всевышнее Лицо, наверное, распинались.

Друзья сложили на журнальном столике возле стаканов мертвые глянцевые шмудаки.

– У вашего Всевышнего Лица одна проблема, – она продолжила. – Девушки у него нет. Личной жизни нет. А если и есть – то слишком засекреченная. А когда своей личной жизнью не с кем поделиться, в голове нарастает шум. И бум!!

Изображая руками «бум!», Света поплыла на кухню заниматься ужином.

Юра улыбнулся во весь рот. Дескать, вот какая у меня жена. Сказал:

– Кстати, Лесь, ты заикнулся про пять землячеств. Но, кроме московского, ни одного не назвал.

Все обернулись на Леся.

– Если честно, брякнул от балды, – он сказал мечтательно. – Давайте подумаем… Северное землячество – Мурманск там, Архангельск, Карелия, Псков. Второе – Московское. К нему тощее Поволжье, возможно, приклеится. Третье – Урало-Сибирское, это самый жирный, самый богатый кусок. Дальний Восток отдельно, но часть его, скорее всего, отгрызет Китай. И Южное землячество, включающее в себя весь чернозем вплоть до Сочей. А мусульманский Кавказ, как вы и без меня догадались, отделится – но его независимость никто в Европе не признает.

– Москва, ты говоришь, обеднеет?

– Без вариантов. Углеводородов нет, промышленность умеет лишь гвозди клепать, цыплята в магазинах тощие, как кулачок манекенщицы. Границы закроют, и на заработки москвичи поедут в Сибирь.

Виктор, пожав плечами, сказал:

– Режимы в России всегда рушились сами – и всегда неожиданно, спонтанно. А историки уже задним числом подводили к переворотам какую-то хлипкую базу. Типа верхи не могут, низы не хотят. Да только верхи всегда могут, а низам все по хрен. Та пацанва на раёне, что сейчас приближена к власти, всяко не выведет страну из кризиса, они умеют лишь приваривать решетку поверх решетки. А люди, которые смогли бы вывести нас к свету, увы, эмигрировали.

Коршун подытожил:

– Россия, мои хорошие, – это узкая щелка. Без смазки, всегда больно, всегда запах кислой капусты, всегда нет средств на контрацепцию, но суют сразу несколько, толкаясь и матерясь. Рожает обычно раньше срока. В общем, не уверен – не суй! А сунул – скорый выигрыш в «Спортлото» не жди.

Как-то так.

11

Из дневника

Дождь и ураган всю ночь. В полусне решал, что делать со своим мерседесом. На рассвете рассудил, что пока не стоит на нем ездить, лучше нанять водителя на каких-нибудь жигулях – и немедленно уснул. Утро вышло ясным и прохладным. Принял с докладом представителя восточносибирской ячейки. Он был одет в футболку с американчиковской надписью на груди, чем несколько попортил настроение. Передал мне списки влиятельных семей региона, источники их доходов и опись приобретенной недвижимости. Отчитался по программе «Воскреси ветерана» – в его ячейке эксперимент по воскрешению мертвых борцов за народное дело увенчался относительным успехом. Было эксгумировано тело ветерана афганской войны. В течение полугода вахтенным методом натирали покойника медом, капустным рассолом и водкой (попеременно). Солдат уже открыл глаза, но пока не говорит и не ходит. Испил с нофлером чая с пирожными. Он хотел показать фотографию оживленного солдата, но я отказался.