2028

— Получается, мы зажаты в угол? — сказал один из сидящих за столом позади охранника.

— Получается, что так, — ответил тот, обернувшись.

— И что же нам делать? — спросил другой профессор.

— При таком положении дел считаю необходимым усилить нашу оборону новыми людьми. Так как главная опасность исходит извне, то необходимо увеличить число дозорных у главного входа. На стену же отправить преимущественно вооружённых. Людей следует взять с других работ, оставив лишь тех, кто работает на плантации. Все остальные – технический персонал, другие виды работ – должны будут заступить на пост с сегодняшнего дня. Их обучат держать в руках оружие и расскажут, что и как. Если повезёт, если будет на то время, то сможем более-менее обучить их. Но времени у нас сейчас мало.

Повисла тишина. Слова командира поисковиков заставили впасть в глубокие раздумья почти каждого, это было видно по их лицам. Многие пытались переварить информацию, но, видимо, получалось это с трудом. На самых верхних рядах зашептались.

— Сколько мы сможем продержаться? — ровно спросила ректор.

Виктор Петрович взглянул на неё, потом перевёл взгляд на ряды.

— Исключая повышенную опасность со стороны мутантов, с расчётом всей оставшейся у нас провизии, даю пару месяцев, может чуть больше. Учитывая же усиленный натиск, с которым мы столкнулись, а также стремительный расход боеприпасов, времени у нас ещё меньше. Возможно, можем продержаться месяц, если атаки сохранят прежнюю частоту и не станут многочисленнее. Но я вам скажу наверняка: времени у нас осталось всего ничего.

И уже после этих слов поднялось настоящее, яростное волнение. Масса всколыхнулась, будто океан, и её огонь вылился вниз.

— Что нам делать?!

— Да мы умрём тут все!

— Бежать, бежать надо!

— Куда бежать?! Кругом эти уроды!

— Мы обречены!

— Я не хочу сдохнуть! Не хочу!

— Мы все погибнем!

Крики, вопль, чей-то сорвавшийся плач разнеслись по всей аудитории. Даже профессура за столом отчаянно зашлась в споре. Я стоял в отдалении, смотрел на всё это. Я понимал – это конец. И лишь он ожидает нас в конце всего этого. Кто-то из-за профессорского стола кричал, пытаясь привлечь всех к спокойствию. Его не услышали. Кто-то в верхних рядах вскочил, стали сцепляться друг с другом, и уже никто не мог утихомирить это взбушевавшееся море.

Я взглянул на Виктора Петровича, тот зачем-то поднял вверх правую руку.

А потом раздались три громких выстрела, посыпалась с потолка штукатурка, уши залил нестерпимый звон. Я схватился за них и сморщился, потом осмотрелся. Масса замерла, обращённая ошарашенными взглядами вниз, на охранника. Сначала я не слышал, стихло ли всё; но по мере того, как звон отступал, понял, что это сработало. Вмиг волнение прекратилось, но прекратилось внешне. У всех внутри метался вихрь, а аудитория погрузилась в тишину.

И в этой тишине, растянувшейся, казалось, целой вечностью, зашипела рация, затрещали её маленькие динамики, и сквозь них обрывисто, с помехами прорвался голос:

— Приём. Выхожу на связь на аварийных частотах. Приём. Люди, есть кто живой в эфире? Отзовитесь.

Глава 13. План.

Казалось бы, слабый треск, с усердием выдавливаемый рацией через маленькие динамики и напоминающий хриплый кашель умирающего, должен был становиться слабей и тише. Однако он заполнил собой всю аудиторию, долго и настойчиво витая в воздухе. И это был единственный звук в абсолютном безмолвии.

Какие-то слова ещё вылетали из динамиков, но разобрать их было сложно из-за сильных помех. Однако одно из них всё-таки вырвалось и вновь повторилось: «Отзовитесь». А потом рация умолкла, и ещё какое-то время в аудитории висела тишина – густая и плотная. Две сотни застывших лиц с изумлёнными глазами и отвисшими челюстями сейчас напоминали собой музейные экспонаты, выставленные рядами напоказ.

Безмолвие нарушили гулкие шаги: Виктор Петрович спешно подошёл к столу и схватил рацию.

— Мне же не одному это послышалось… — проговорил он, смотря на рацию как на некий артефакт, невообразимый и диковинный. Словно не от мира сего странная вещь, а не рация.

Охранник некоторое время стоял в исступлении и молчал, а потом неуверенно поднёс маленькое чёрное устройство к лицу.

— Кто это? Приём! — ответ не последовал; рация упрямо молчала. — Ответьте! Кто выходит на связь?

После последнего вопроса повисла продолжительная тишина. Виктор Петрович смотрел то на рацию, то на сидящих за столом профессоров, будто ожидая, что те ответят вместо неё. Но и у руководства не нашлось ответа.

И безмолвие застоялось. Охранник прошёл вперёд, посмотрел на заполненные ряды, потом снова поднёс рацию к лицу.

— Егор, приём. Слышишь меня?

— Да, — почти сразу же ответил голос.

— Ты слышал это? Слышал, что эфир заговорил? Или это кто-то из ваших там балуется? Отвечай.

— Да, да мы слышали, — торопливо отозвалась рация. — Но думали, что это вы.

— Да с чего бы это?... — охранник исступлённо посмотрел в пустоту перед собой.

Вновь в огромном помещении повисло молчание. Продолжительное и вязкое.

— Но, если не вы, то кто? — наконец голос спросил сам.