2034: Роман о следующей мировой войне

Он ходил кругами. По крайней мере, так это казалось Фаршаду. Днем и ночью. С тех пор, как он прибыл на остров Ормуз. Идем по одному большому кругу. Он проверял боевую позицию — скажем, зенитное орудие, — затем переходил к следующему — скажем, пулемету, ориентированному на пляж, — затем к одной из новых пушек с направленной энергией, которая, казалось, никогда не работала. Он шел все дальше и дальше, злобно разбрасывая камни со своего пути, когда проходил несколько миль по периметру, его единственной передышкой была короткая прогулка на лодке между этим островом и его близнецом, островом Ларак, где он прошел почти такой же круг.

Оборона на островах была в лучшем случае ничтожной: горстка зенитных орудий, несколько сотен плохо обученных новобранцев, несколько заграждений из колючей проволоки. Вот примерно и все. Неужели генерал Багери действительно ожидал, что он будет защищать эти стратегически важные острова с помощью этого? Он не мог быть серьезным. И на самом деле генерал Багери не был серьезен — или, по крайней мере, он не воспринимал угрозу российского вторжения всерьез. Когда Фаршад изложил эту перспективу по возвращении из Нью-Дели, генерал Багери сидел за своим столом, брал с блюда фисташки, раскалывал их скорлупу костяшками пальцев и терпеливо слушал. Затем с безразличием он спросил: — И это все?

То, что последовало за этим, было самой большой взбучкой, которую Фаршад получил по меньшей мере за десятилетие. По словам генерала Багери, идея российского вторжения на острова в Ормузском проливе была абсурдной. Тегеран и Москва были союзниками на протяжении десятилетий. Более того, информация поступила от индийцев, которые не были большими друзьями ни той, ни другой нации. Затем, переходя на личности, Багери сказал: — Лейтенант-коммандер Фаршад — (называя его полное звание, как бы напоминая ему, как низко он пал), — Я отправил вас на флот, чтобы вы не создавали больше проблем. Но теперь Верховный лидер сам прочитал ваше предупреждение о российском ударе. Вопреки моему совету, он решил освободить индийский танкер, а также приказал мне укрепить наши острова в проливе. Похоже, мне не удалось уберечь тебя от неприятностей.

Генерал Багери сообщил Фаршаду, что у него нет другого выбора, кроме как следовать приказам. Он был вынужден укрепить острова. Но укреплять его будет один человек: Фаршад. Когда он покинул кабинет генерала Багери, то направился к небольшому судну, которое ожидало его, чтобы доставить на новое, заброшенное место службы. С тех пор как Фаршад прибыл на острова, он не позволял себе задаваться вопросом, сколько еще он там пробудет. Если русское вторжение — эти парашютисты спецназа, поддерживаемые их военно-морским флотом, — так и не произойдет, как долго Багери будет держать его тут, чтобы отразить нападение? Неделю? Месяц? Год? Остаток своей жалкой жизни? Фаршад пришел к пониманию того, что, передав свое послание непосредственно верховному командованию, он стал архитектором своего собственного изгнания.

Несколько сотен призывников, которые обслуживали эти оборонительные сооружения, пережили подобное изгнание, некоторые из них в течение многих лет. Общаясь с ними, Фаршад узнал, что большинство из них имели в прошлом дисциплинарные нарушения. Эти острова превратились в свалку для тяжелых случаев. Склады снабжения не присылали им свежих продуктов, только упакованные пайки. Они принимали душ раз в неделю. Палатки, в которых они спали, часто уносило непредсказуемыми ветрами, бушевавшими в проливе.

В отличие от генерала Багери, люди на острове смирились с мыслью о русском вторжении, даже если такое событие казалось невероятным. Каковы были шансы, один к десяти? Еще меньше? Но что еще им нужно было сделать, кроме как подготовиться, и как долго должны были существовать шансы на их жизнь, чтобы они не приняли никаких мер предосторожности? И поэтому они наполнили мешки песком, откалибровали дальность стрельбы своих зенитных орудий с точными интервалами в сто футов и терпели непрерывные проверки со стороны Фаршада, пока ждали вторжения.

Ночью в своей палатке, не имея никакого специального жилья, Фаршад начал думать о доме. Он хотел вернуться. Желание вошло в его сны. Он представлял себе не комфорт своей постели, не тепло своего дома и не хорошую еду. Это была земля его семьи, а точнее, его сад. Когда свирепый ветер хлестал по его палатке, окруженной грудами спящих отвергнутых солдат, он пришел к выводу, что увидел достаточно. Если он когда-нибудь выберется с этого скалистого острова, он поклялся себе, что наконец-то вернется домой. И он больше не совершит ошибку, уйдя.

Эти сны урывками повторялись каждую ночь, все, кроме этого. Это была единственная ночь, когда он проспал всю дорогу. Кроме того, это была единственная ночь, когда ветер изменил свое направление, сменившись легким бризом. Этой ночью ему снились самые сильные сны из всех.