Молчальник он был изумительный. Даже из прислуги ни с кем не разговаривал, хотя ему почти вся дворня была родня. Какое-то гнетущее равнодушие было написано на его лице. Никто не видал на этом лице луча не только радости, но даже самого заурядного удовольствия. Точно это было не лицо, а застывшая маска.
Несомненно, он никогда ничего не украл, никого не продал и даже никому не нагрубил, но все это были качества отрицательные. Поручить ему все-таки ничего было нельзя, потому что в таком случае потребовалось бы войти в такие подробности, предугадать которые заранее совсем невозможно. Если же всего до последней мелочи ему вперед не пересказать, то он при первой же непредвиденности, или совсем станет в тупик, или так напутает, что и мудрецу распутать не под силу. Ничего от себя придумать он был не в состоянии, ни малейшей сообразительностью не обладал».
Если бы Конона перенести куда-нибудь в Азию и поместить между тамошних дикарей, то, кроме более светлого цвета кожи, он почти ничем бы от них не отличался. Вообще безжизненный, апатичный характер некоторой части нашего великорусского и в особенности польского простонародья сильно сближает их с представителями желтой расы, судя по тому, что передают путешественники о монгольских племенах.
Пржевальский, например, изображает тангут (в средней Азии), как «людей мрачного характера, никогда не смеющихся и не улыбающихся, и дети которых никогда не играют и не веселятся» (12).
О Куку — норских монголах — путешественники говорят, что «они имеют выражение лица крайне тупое, глаза тусклые, бессмысленные, характер мрачный, меланхолический. В них нет ни энергии, ни желания, а какое-то скотское равнодушие ко всему на свете, за исключением еды. Сам Куку — норский ван, человек довольно умный, рассказывая нам о своих подданных, откровенно говорил, что они только по образу походят на людей, во всем же остальном решительные скоты» (13).
Об орочах или тазах (в Уссурийском крае) генерал Пржевальский пишет: «Появление неизвестного человека производит на этих людей впечатление не большее, чем на их собак. Какая малая разница между этим человеком и его собакою. Он (ороч) забывает всякие человеческие стремления и, как животное, заботится только о насыщении желудка. Поест мяса или рыбы, а затем идет на охоту или спать, пока голод не принудит его снова встать, развести огонь в дымном смрадном шалаше и вновь готовить себе пищу. Так проводит этот человек целую свою жизнь: сегодня для него все равно, что вчера, завтра — то же, что сегодня. Ни чувства, ни желания, ни радости, ни надежды, словом, ничто духовное для него не существует. На деле убедился я теперь в истине того, что гораздо большая пропасть лежит между цивилизованным и диким человеком, нежели между этим последним и любым из высших животных» (14).
Что меланхолия свойственна и другим народам монгольской расы, видно, между прочим, из того, что Линней в своей классификации человечества «азиат — цам» приписывает характер «меланхолический» (15). Тогда как черная раса, по его определению, имеет характер «холерический» или «флегматический» (16). Впрочем, угрюмость и молчаливость кроме монголов приписывается и родственным с ними краснокожим Америки: «Каждый, — говорит Дарвин, — кто имел случай для сравнения, был вероятно поражен контрастом между молчаливыми и даже угрюмыми туземцами южной Америки и добродушными, разговорчивыми неграми (17).
Здесь кстати заметить, что характер, по-видимому, находится в соответствии с формой черепа. Тогда как короткоголовый монгольский рост приписывается меланхолическому характеру, о длинноголовых неграх мы находим отзывы совершенно противоположные. «Негры, — по словам французского путешественника Гавеляка, — как наши дети, неутомимые говоруны; можно сказать, что мысли их бегут; все служит им поводом к бесконечным разговорам и болтовне» (18). А известный путешественник по Африке, Ливингстон, говорит, что «негры не могут сдерживать смех. Какое бы ничтожное обстоятельство ни случилось на пути, если, например, ветка заденет за груз носильщика или он что-нибудь уронит, все, видящие это, испускают взрыв хохота; если кто-нибудь усталый сядет в стороне, каждый приветствует его таким же смехом» (19).
Итак, данные, приведенные нами в двух последних главах, достаточно убеждают, что физические и другие отличия между крайними типами одного и того же народа так же велики, как между высшими и низшими расами человечества, а низшие классы по своей характеристике, несомненно, приближаются к дикарям.
Собравши в одно целое все признаки, отличающие низший класс от высшего, мы убедились бы, что признаки эти принадлежат питекантропу Если же мы видим у ютландского простонародья высокий рост, а у итальянского и испанского — длинную голову, то это явление не должно нас смущать, так как оно вполне аналогично высокому росту патагонцев и длинноголовию негров.