2084.ru

Через предполагаемый газон и покрытое лужами футбольное поле Семенов приблизился к серой брежневской многоэтажке, которая пережила последний ремонт явно при Брежневе же. Высоко поднимая ноги, словно журавль, стараясь не вляпаться в зловонные кучки, оставленные в подъезде местными бомжами, Игорь добрался до лифта. Полторы минуты рискованного путешествия на старом, раздолбанном, натужно гудящем, зловеще постанывающем, готовом в любую минуту застрять лифте – и Семенов нажал на кнопку звонка квартиры Лобачевского.

Казалось бы, они были совершенно разными полюсами одной батарейки. Лешка Лобачевский – бойкий лоялист, демократ, шумная широкая натура, буйный артист и не дурак выпить, – и Игорь Семенов: флегматичный, неторопливый, рассудительный человек, пребывающий в давней внутренней эмиграции, предпочитающий семь раз отмерить, прежде чем не отрезать вовсе. Что у них могло быть общего?

Сблизил их тот случай в воинской части, когда им, двум духам-москвичам, чмошникам по определению, пришлось спиной к спине обороняться от стаи озверевших дедов с Кавказа. Ни одна русская сволочь их призыва не почесалась даже, чтобы помочь сослуживцам. Своя шкура ближе к телу. Зато эта история, как было сказано в одном мудром фильме, стала началом одной прекрасной дружбы и навсегда научила обоих, что москвич – это машина, а человек, живущий в Москве, – напротив, москвач.

Лешка появлению Игоря искренне обрадовался. Не исключено, что на самом деле он обрадовался подходящей компании, в которой можно было внятно распить очередную бутыль марочного вискаря. Но Семенову не хотелось думать о приятеле как о стремительно созревающем алкоголике.

– А Кристинка скоро будет? – поинтересовался Игорь, снимая в прихожей плащ. – Как-то непривычно тихо у тебя. Не слышно характерного трубного гласа.

– Хрен ее знает. Корпоратив же у них в честь наступающего, – пояснил Леха. – Значит, приедет поздно и пьяная, так что ты ее скорее всего не дождешься. А то и вообще к утру припрется, если зависнет у какого-нибудь симпатичного сослуживца. Или вовсе до меня не доедет ближайшие сутки. Дело молодое, женское, сам понимаешь…

– Нет, – сокрушенно пожал плечами Семенов. – Не пойму я что-то этих современных отношений между полами.

– А чего тут понимать? – удивился Лешка. – Наливай да пей! Я свободный человек, она свободный. Мне нужны бабы, ей мужики, в количестве и ассортименте. Почему мы должны друг друга ограничивать? Не в православной деспотии живем, слава богу.

– Ну, тогда сам поздравь ее с наступающим, – попросил Игорь, протягивая Лехе флакончик итальянской туалетной воды, перевязанный розовой ленточкой. – Вручи от меня со всем уважением, когда увидишь.

– А мне подарок? – тут же сделал стойку Лобачевский.

– И тебе будет подарок, радость моя, – усмехнулся Семенов. – Чуть позже, когда бахнем для разгона. Потерпи, я еще никуда не ухожу.

– Послушай, гринго, – сурово произнес Лешка, – не играй с этим. С огнем играешь. Подарок на бочку!

– Позже, милый, позже. – Игорь прошел в кухню и с любопытством обозрел стол с закусками, накрытый чисто по-холостяцки: неэстетично, но обстоятельно. Трэш-инсталляцию из деликатесных сыров и нарезок, даже не вынутых из вскрытых пакетов, венчала строгая бутыль элитного торфяного «Laphroaig». Вторая, в белой картонной тубе, кокетливо выглядывала из-под стола: никто и никогда не смог бы голословно обвинить Лобачевского в том, будто его вечеринки заканчиваются по той причине, что внезапно иссяк алкоголь.

– Руки помой, – велел Леха. – По дороге небось хватался за всякое. Анька тоже на корпоративе? Как-то она легко тебя ко мне отпустила.

– Моя вообще в командировке, – отозвался Семенов уже из ванной. – То ли в Курске, то ли в Белгороде, я не запомнил.

– Это на праздник-то? – удивился Лобачевский.

– Завтра уже должна была вернуться. Но раз уж там рукой подать до Украины, то заодно заедет к тетке в Харьков.

– Значит, ты на некоторое время вольный человек.

– Ну.

– Я бы воспользовался случаем и завел стремительную пикантную интрижку.

– Не сомневаюсь. А я бы не стал.

У Лобачевского, как обычно, на полную громкость работал телевизор. Везде. У него было по ящику в комнате, в кухне, на лоджии, в ванной и в туалете. Семенов свой единственный телик отнес на помойку еще несколько лет назад, и даже Аня не могла убедить его завести новый.

«…Парламентские слушания по поводу рассмотрения законопроекта о запрете прерывать рекламные и новостийные блоки на телевидении художественными фильмами и другими телепрограммами более чем на пятнадцать минут каждый час эфирного времени», – бодро вещал диктор Первого канала.