– Нет, голубь, это ты не понял, – грустно произнес Плеханов, не сводя с собеседника холодных колючих глаз. – Поезд ушел. Ты уже никак не можешь отказаться от выигрыша. Народ решит, что его дурят. Что ты – подставное лицо, которому власти подтасовали выигрыш, чтобы и тираж разыграть, и не убить никого во избежание ненужных моральных осложнений. Так сказать, и на елку влезть, и рыбку съесть, и на велосипеде покататься. И тогда билеты Тотальной лотереи покупать перестанут. А знаешь, сколько денег принес первый тираж? Ты небось столько нулей после единицы и вообразить даже не способен.
– Слушайте, я ведь клиент. Потребитель. Покупатель всегда прав, так ведь? Я хочу отказаться от покупки.
– Покупатель всегда прав, – согласился полковник. – За исключением тех случаев, когда прав продавец.
– Тогда, может, отдать билет Лешке? – Семенов сам понимал, что это омерзительное малодушие, за которое потом придется расплачиваться муками совести, но ему жутко хотелось, чтобы весь этот липкий душный кошмар поскорее прекратился. Тем более что именно Лобачевский его во все это и втравил. Тем более что Лобачевский скорее всего найдет, как распорядиться неожиданным выигрышем – врагов и конкурентов у него много. – Этому… хозяину квартиры? Он мне билет подарил, собака, вот пусть теперь и расхлебывает…
– Нет, голубь, – грустно сказал полковник. – Никак нельзя, извини. Твое имя уже объявили в прямом эфире. Если внезапно поменять победителя, у людей тоже возникнут мысли о тотальном надувательстве. Выигрыш так или иначе придется получить тебе. Хоть тушкой, хоть чучелком. Получить и использовать по назначению.
– А почему вы мне вдруг начали тыкать?
Плеханов пожал плечами.
– Может, потому, что я старше по званию? Подчеркиваю субординацию?
– Я уже давно в запасе. Вы не имеете права отдавать мне приказания.
– Имею, голубь. Ты немножко перепутал. Я не армейский валенок, а офицер госбезопасности. В случае необходимости я для проведения спецоперации имею право тыкать тебе и отдавать приказания, а также временно реквизировать твой автомобиль, пистолет, квартиру, подругу и даже задницу. Поэтому стану обращаться к тебе, как считаю нужным в данный момент.
– Ну а я – взрослый порядочный законопослушный гражданин, – безмятежно ответил Семенов, – из числа тех граждан, которым, согласно Конституции, принадлежит власть в стране, и я не собираюсь терпеть произвол властей – обслуживающего персонала, который мы содержим на наши деньги. Поскольку выгнать тебя вон я, очевидно, не в состоянии, я тоже стану обращаться к тебе на «ты».
Полковник хищно ощерился:
– Ты снова не понял, голубь. Про то, что тебе принадлежит власть в стране, – это ты своей Конституции сегодня вечером в постели расскажешь. А то, что я могу реквизировать твою задницу, – это в отличие от твоих розовых конституционных фантазий не фигура речи, а вполне научный факт. Я могу сунуть тебе в карман пакетик с гашишем или сто граммов гексогена, и ты сядешь. Надолго. Я могу просто велеть своим ребятам увезти тебя в неизвестном направлении, и ты ляжешь. И тебя никогда больше не найдут. Я могу сделать много такого, что испортит и значительно сократит твою паскудную жизнь. И мне, что характерно, ничего за это не будет. Поэтому брось грубить и веди себя почтительно. Всосал, шпендрик?
– А кто воспользуется выигрышем, если я лягу и меня никогда больше не найдут? – поинтересовался Семенов.
– Туше. – Полковник Плеханов закрыл глаза, устало провел ладонью по лицу, словно счищая с него невидимую пленку. – Я приношу вам свои извинения, Игорь Петрович. Был неправ. Тяжелый день был у меня, сорвался. – Он снова раскрыл глаза и впился взглядом в Семенова. – Что ж, если все недоразумения улажены, давайте вернемся к делу. На всякий случай еще раз уточним исходные данные. Только что на телевидении прошел первый розыгрыш тиража Тотальной лотереи, там объявлено ваше имя в качестве победителя и обещано, что счастливчик вскоре будет доставлен в студию, принимать поздравления и отвечать на вопросы прессы. Поэтому собирайтесь. И будет лучше, если вы определитесь с потенциальной жертвой еще до того, как мы приедем в Телецентр.
– Да не буду я никого убивать! Вот разве что… – Игорь прищурился. – А президента я, к примеру, могу кокнуть?