21.12

— Не знаю, как поступите вы, янки, но, если у нас ничего не получится, лично я постараюсь любыми путями сбежать из этой проклятой Богом страны.

20

Свою цитадель эти двое решили построить именно в горах Вердуго прежде всего из-за той священной ценности, которую придавали им индейцы тонгва — коренное население этих мест, обитавшее и властвовавшее в окрестностях нынешнего Лос-Анджелеса за тысячи лет до прибытия сюда первых испанцев. На участке площадью в двадцать акров, который они убедили окружной совет продать им во время жестокого бюджетного кризиса, он сам, его верховный жрец и постепенно разраставшаяся группа их последователей возвели пятнадцать незаметных издали небольших каменных построек, в каждой из которых могли поселиться четверо. Им удалось получить все необходимые разрешения, подружиться с туристами, регулярно совершавшими походы в эти края, и официально зарегистрироваться под видом независимой аграрной общины, расположенной в каких-то двадцати милях от города.

— Теперь мы добились своего! — торжественно объявил он своим сторонникам всего лишь месяц назад, пока верховный жрец с гордостью оглядывал собравшихся. — Мы это сделали. Все вместе.

И он не кривил душой. Они сделали это действительно все вместе, пусть далеко не каждый из двадцати шести мужчин, женщин и уже двоих детей, родившихся здесь же, до конца понимал свою роль в этом свершении. В тот день некоторые из прозелитов попросили, чтобы он произнес перед ними речь с вершины холма, а не со скромных ступеней своего домика. Он лишь улыбнулся в ответ.

— Вероятно, однажды наступит день, когда у нас появится Властитель, — сказал он. — Но не сейчас, и им, конечно же, буду не я.

Прежде он был солдатом и большую часть жизни провел в пустынных краях: в Аризоне, в Кувейте, в Саудовской Аравии. И потому, когда его впервые командировали в Гватемалу, ему сначала было трудно дышать этим влажным воздухом. Он чувствовал дискомфорт от постоянного пребывания под густым навесом деревьев, листья которых почти не пропускали света. Но уже вскоре он влюбился в эту страну. Разумеется, не в Гватемала-Сити, кишевший ворами и нищими, и не в их военных, ничем не заслуживших свою чванливость и заносчивость, которых его послали обучать. Он полюбил таинственный мир, затерянный в джунглях.

Поначалу аборигены-майя были для него лишь едва различимыми фигурками, попадавшимися вдоль сельских проселков и даже не отрывавшимися от своих трудов, чтобы взглянуть, как он проносится мимо на своем джипе. Но затем, используя увольнительные, он начал отлучаться с военной базы, чтобы посетить руины Тикаля и Копана. Потом стал зачитываться книгами о культуре народа, который вынес не только геноцид конкистадоров, но затем и целые столетия угнетения людьми, подобными ему самому, которые стремились окончательно уничтожить это. И ко времени знакомства с верховным жрецом он уже знал, что должен делать.

Будучи кадровым офицером, он сознавал важность жесткой дисциплины, властной команды, поэтому использовал свои навыки, чтобы полностью подчинить себе своих последователей. Но он понимал, что этим функции командира и ограничиваются. Он заставлял низшие чины слепо следовать за собой, чего бы это ни стоило. Так можно было выигрывать сражения, но не построить тысячелетнюю цивилизацию. Он не знал, как воспитать из своей паствы новых лидеров и жрецов, как вызвать у них самостоятельное желание заложить фундамент города, который переживет их самих. Сторонники уговаривали его произносить речи с вершины холма, потому что по-прежнему нуждались в его приказах. Им было не обойтись без командира. Они голыми руками сумели возвести подобие небольшого города, но их страшила необходимость создать новую цивилизацию. Во имя своей новой веры они пожертвовали очень многим — семьями, работой, всем, чем владели прежде, — но теперь с ними произошло нечто, приводившее их в ужас: жизнь показала, что они сделали правильный выбор.

Он посмотрел на горы в окно своего укромного жилища и, быть может, сделал это в последний раз. После всех приготовлений и всех трудов оказалось, что эти вершины вовсе не то убежище, в котором они нуждались. Расположенное на отшибе, оно все равно попало в зону карантина, в эпицентр эпидемии, погубившей уже тысячи горожан и угрожавшей жизням десятков тысяч в самом близком будущем. Ему придется вывести своих людей в место, известное им только по книгам, и он был готов к тому, что не всем суждено добраться до цели живыми.

Он отвел взгляд от окна и придал лицу такое выражение, чтобы даже его старшие сподвижники — двое мужчин и женщина, сидевшие сейчас рядом с ним за обеденным столом, — могли прочитать на нем лишь вдохновение и уверенность.

— Восемнадцать месяцев строительства, — сказал Марк Лафферти, — а теперь все придется начинать заново.

Лафферти — не первой молодости инженер-строитель, вырос в окрестностях Три-Майл-Айленда[30], что как бы изначально обрекало его на трагическое мировосприятие. Но это не мешало ему быть первоклассным профессионалом, который руководил у них всеми работами.