21 интервью

Табаков: Она, как и все прочие, подверглась инфляции. Престижность этой профессии подверглась инфляции. Вполне уничтожить ее не удалось. Хотя, как и ко многим областям культуры, прикладывалось немало усилий. Последние два года подавали на конкурсы на одно место 60–70 человек. Это много.

Минчин: Вы сказали хорошее слово насчет «уцененки».

Табаков: Когда я говорю об «уцененности» абитуриентов, то я имею в виду школу, которая находится в катастрофическом имущественном, нравственном положении. Нравственном в том смысле, какое придается в России всегда школе. Что такое Учитель? Большая прописная буква и т. д. Чудовищный образовательный уровень. Такое впечатление, что образовательный ценз упал на несколько порядков. Это первое. И второе – девочки совершенных, прекрасных данных идут либо в фотомодели, либо в какие-то иные, сулящие реальный, стабильный заработок профессии. Деньги, которые дают отдачу. Почти как при изготовлении шашлыка. А мальчики идут либо в бизнес, либо в Плехановский институт, куда вырос конкурс чрезвычайно, либо в Академию народного хозяйства, либо Русско-Американский университет, экономический. Это сказывается на разнообразии, к которому мы привыкли. Отбор значительно легче было делать 5–6 лет назад. Но тем не менее мне не кажется, что вполне удалось уничтожить интерес молодых людей к актерской профессии, к театральной профессии как таковой – это по-прежнему существует. Несмотря на нищенскую стипендию, двенадцать часов работы, несмотря на необходимость бороться за выживание, и т. д.

Минчин: Появятся ли новые Табаковы, Мироновы, Смоктуновские, Ефремовы, Урбанские?

Табаков: Появятся. Я думаю, что господь Бог строго и по-хозяйски отпускает дарования. Не к тому, чтобы преувеличить возможности И. Смоктуновского или А. Миронова, нет. Я думаю, что все идет своим чередом. Уже есть Олег Меньшиков. Есть такой актер, как Саша Феклистов, чрезвычайно мне интересный. Я думаю, что беда в другом. Люди, названные тобою, к своему театральному долгу имели огромное подспорье в виде ничейной территории – кино, на которую я совершал набег и нередко возвращался с добычей. Сейчас разрушена связь между производством кино и зрителем, который является потребителем кино. Люди снимаются в фильмах, получают деньги, фильмы кладутся на полку, и видит их весьма ограниченный круг людей.

Минчин: Наверное, еще важно, что кино как искусство начало утрачивать себя. Пошло коммерческое. Чернуха?

Табаков: К сожалению, да. Опять-таки, Никита Михалков, Сергей Соловьев – они же на Марс не улетели. Я бы мог назвать еще трех-четырех: Овчарова (Ленфильм), А. Германа, Меньшова, Абдрашитова, Данелия.

Страшные строки я прочел сегодня в газете. В. Тихонов пишет: «Раньше я много снимался в кино. Теперь я вышел в тираж. Я никому не нужен». Это действительно страшно. Это говорит человек мужественный, серьезный. Называющий вещи своими именами. Некоторые акции филантропической социальной защиты осуществляет газета «Культура», пишет статьи о Л. Савельевой, Т. Макаровой, Н. Фатеевой, еще о ком-то вроде бы с замыслом самым гуманным: поклонники, кинозрители помнят, любят вас. А дальше-то что? До какого положения мы, кинематографическое братство, допустили низвести звезд русского кино!

Минчин: Эпоха целая была!

Табаков: Да!

Минчин: Олег, вспять немножко вернувшись, о неблагодарности учеников или о конфликтах с ними. Я так понимаю, что речь идет о вашем театре и взаимоотношениях?

Табаков: Я думаю, что неблагодарность – самый страшный грех. Не применительно только к ученикам, а и к детям, и к людям. Самый страшный грех – для меня. Я не знаю, как объяснить. Я не теоретик. Я эмпирик. Что бы ни случилось с О. Н. Ефремовым, все равно я буду подставлять плечо. Возможно, потому, что считаю себя многим обязанным, но дело не в этом.

Минчин: Вы скорее ровесники, чем…

Табаков: Все-таки нет. Восемь лет… Он был уже актером успешным, уже вставшим на ноги.

Минчин: В какой-то мере вы его ученик?

Табаков: У меня три учителя: Наталья Иосифовна Сухостав (Саратов) – человек, давший мне театральную систему координат. Прежде всего организационно-нравственную. Систему эстетических координат мне дал В. И. Топорков, мой основной учитель по профессии, и О. Н. Ефремов, который дал систему этических координат, и методологически я понимаю, что я из этой «конюшни». Если говорить о неблагодарности, то об этом мне говорить не хотелось бы. Во-первых, потому, что молодые всегда правы. Они будут жить потом.

Минчин: Они максималисты?

Табаков: Я не стал бы называть опрометчивые поступки, совершенные в адрес театра, не меня лично. В конечном счете, как можно что-то требовать взамен за свою любовь? Это же абсурд.

Минчин: Я бы не стал советовать Куприну, как писать, то есть он явно мастер; но пытаясь делать что-то подобное, я бы не вступал с ним в конфликт. Я знаю, что вы гораздо сильнее актер, и им бы следовало больше впитывать, как губке. Может быть, конфликт актера и режиссера наступает?