21 интервью

Табаков: Ну, мне трудно говорить. Для меня это имело смысл, когда играла моя дочь. Тогда в этом что-то было: яйцо в яйце. Если говорить об организационных каких-то делах, то на протяжении всего этого времени я же был введен в правление Олегом еще будучи студентом третьего курса. Я отвечал за административные дела в том самом молодом «Современнике», который назывался Студией молодых актеров. И все это время я был в правлении. Практически на протяжении с 1956-го по 1970 год, пятнадцать лет. И когда Олег ушел во МХАТ, то я решил стать директором – не главным режиссером, а руководителем театра, что я и сделал. Очень быстро уничтожил художественную коллегию, коллективного главного режиссера. Потому что это абсурд, театр – автократическая территория. Никаких демократий быть не должно, не может быть! Когда я понял, что Галя Волчек должна быть главрежем, то довольно долго занимался тем, чтобы еврейка, не член партии – кстати, тогда Гришин ко мне благоволил – была назначена, и я добился.

Минчин: Вы считаете, что правильный выбор сделали?

Табаков: Да! Нет, нет, тот «Современник», который есть, это очень специфический организм.

Минчин: Сегодня?

Табаков: Сегодня и тогдашний. Там были представлены прежде всего интересы людей, которые его основали: И. Кваши, Л. Толмачевой, Е. Евстигнеева. Но мои интересы сильно отличались от их интересов, потому что я уже думал, что будет дальше. Из тех, кто тогда был, я был наиболее успешный. Ну, Женя и я, Олег, кстати, всегда выделял нас – Евстигнеева и меня. Ему, наверное, так казалось справедливым. И когда Олег поставил вопрос, что он уходит, то только потому, мне кажется, что мы с Женькой сказали «нет», основная часть труппы сказала «нет». В этом, конечно, был еще обман. Ефремов предлагал всем перейти во МХАТ, но я-то понимал, что всех не взяли бы. Взяли бы человек 5–7, максимум 10, а все остальные должны были пойти на улицу. А я уже к этому времени пятнадцать лет жизни отдал этому театру, лучших причем. Тогда мы с Женькой сказали «нет». И остались, но, правда, через полгода Женька ушел.

Минчин: Во МХАТ?

Табаков: Да. Оставив меня одного. Мы вернулись как раз из поездки в Румынию и Болгарию, и он ушел – зимой.

Минчин: Вам нравилось, что Волчек ставила?

Табаков: Ты знаешь, мне очень нравились и «Обыкновенная…», и «Двое на качелях», и «На дне». Потом ее работы нравились мне то меньше, то больше.

Минчин: Года два-три назад попытался пойти в «Современник», памятуя тот «Современник» – семидесятых. Я ушел с трех спектаклей.

Табаков: Это вопрос другой. Это другие ритмы, это другой театр, это время другое. Это очень важно. Сейчас я тебе могу объяснить, что же различало мои интересы и интересы моих коллег, почему я, будучи снабжен такой провинциальной хитростью или провинциальной мудростью – назови как угодно, вовремя сообразил, что менять «Современник» бессмысленно. Его можно было бы поменять, если бы я взял на себя всю полноту художественного руководства…

Минчин: Вы не хотели стать режиссером?

Табаков: Нет.

Минчин: Но все равно вы пришли к этому?

Табаков: Это вопрос другой. Начал я с нуля. Все, что я сделал. Я начал в первый год репетировать пьесу Вампилова «Старший сын» по ночам в том «Современнике», на Маяковской. Но Жора Бурков, который у меня играл главную роль, ушел в театр Станиславского и дело распалось. А Вампилов – как раз тот автор, как мне кажется, которого я понимаю, знаю, чувствую, ощущаю.

Минчин: Жалко, что он мало написал.

Табаков: Я думал, и у меня эта способность есть. Я думал уже дальше.

Минчин: Как в шахматах, на несколько ходов?

Табаков: По сути дела, я хотел студию привести в «Современник». Это должно было стать новым поколением в «Современнике». Возможно, тогда эта молодая кровь и обновила бы театр. Но тогда Гришин один раз перекрыл мне кислород, второй раз, третий раз… Я пришел в «Современник» и сказал: «Ребята, возьмите нас. Будем все выполнять, что нужно театру, а за это будем по ночам готовить свой репертуар». У нас к этому времени было уже пять спектаклей. На что мне Галя сказала, что ты вот такой увлекающийся, сейчас тебе это, потом тебе то – и отказала. Я это запомнил, конечно.

Минчин: Когда это было?

Табаков: В 1980-м.

Минчин: Вот то, что сейчас стало театром-студией?

Табаков: Я начал учить детей.

Минчин: Кто были первыми?

Табаков: Игорь Нефедов, Миша Хомяков, Сережа Газаров, Валя Мищенко, Лена Майорова, Маша Овчинникова, Шиманская Марина, Лариса Кузнецова. Я тебе скажу, если выстроить сто лучших актеров России в возрасте от двадцати пяти до тридцати, то, боюсь, что человек 30 будут мои ученики.

Минчин: Надо радоваться!

Табаков: Я просто говорю, что я их для себя готовил, справедливости ради, надо сказать.

Минчин: А подвал с 1974 года?